Глубокие броды
1
В пору цветения в сумерках заброшенного сада стоит хмельной дух весны… И в потаенных уголках души вдруг оживает далекое, сказочно-детское: розовое покрывало жердел пряно пахнет сизой полынью, а голубую, оплетенную ветками звезду родила набухшая вишневая почка…
Петр Петрович Тягливый отмечал «сорок дней». С утра побывал на кладбище, посидел у могилы, где не был со дня похорон жены.
Особые хлопоты были с поминками…
Деревенское однообразие стола не устраивало Петра Петровича, но — требовалось соблюсти обычай, и, по совету сестры Марии, он ощипал оставшуюся в хозяйстве птицу… Мяса ему со скрипом выписали в совхозе. Петр Петрович серчал, но не очень: понимал, что, уволившись, он не имеет никаких прав и на это.
Как бы там ни было, но в целом все складывалось неплохо, и он, благодарный сестре за помощь, беспрекословно выполнял ее наказы.
Мария управлялась не одна, а с дородною своею кумой Ангелиной. Стряпали женщины во дворе, под худой крышей летней кухоньки.
Кума поджимала губы, глядя на щели…
— Не приведи гошподь дожжика.
Петр Петрович, собирая для топки сухие ветки и всякий мусор, держался от нее подальше… Пусть бормочет, припенда ехидная. Ради дела он перетерпит.
В маленьком садике, под тенистой вишней, улучил даже момент передохнуть.
Сквозь пыльную листву чернели высохшие вишни. По стволу, усыпанному бородавками закаменелого клея, сновали муравьи. На уцелевшем кусте винограда вились осы; тянули золотисто-сладкую мякоть… Что за сорт винограда, Петр Петрович не помнил, как не помнил и того, сам ли он его сажал в неподходящую для капризной ягоды землю или куст уже родил, когда Тягливые выкупили это подворье.
Снова позвала Мария — и он стал громоздить на веранде кухонный стол. Стульев не хватало, но Петр Петрович приметил у сарая оструганную доску и живо втянул ее на веранду, намереваясь уложить на табуретки. Доска была длинновата, и Тягливый, не мешкая, заглянул в чулан. Он перетряс ящик, где хранился инструмент, однако ножовку не нашел. Не висела она и на вколоченных в стену гвоздях.
Петр Петрович вспомнил, что на кухне, под скрипучим буфетом, оставлял он иногда молоток или клещи… Ножовка оказалась там, но — как назло — пальцы прошлись по ее зубчатому полотну… Чертыхаясь, Петр Петрович стал пилить…
Лапша уже была готова. Обжаренное мясо тушилось на краю плиты.
— Ступай за хлебом, время за стол садиться, — распорядилась Мария.
Тягливый и сам видел, что пора. Несколько женщин — подружек покойной — уже судачили на улице…
Он долил в рукомойник воды, умылся. На вафельном полотенце отпечаталась кровь. Пришлось лезть в буфет за йодом и ватой.