— И какой он из себя?

— Ну, тако-о-й соли-и-дный, — изобразил руками большой живот Павел. — На работу мою глядючи, одно горюет…

— А ты бракодел?

— Почему? — отстранился Павел. — У нас механизация, как завод, а он по старой кузне тоскует… Сам по снабженческой части, а отец его ковалем был. Не иначе, Семеныч в мальчонках помогал ему.

— Он и в гости к тебе, небось, заезжал? — закинул удочку Петр Петрович.

— Может, к кому-то, но не ко мне, — невольно разжигал подозрения Тягливого Павел.

— Я знаю! — не выдержал Петр Петрович. — У Крутицкого он был и у Пономарева… Документ на это имеется.

Кузнец сосредоточенно морщил лоб…

— Он, если и нагрянул бы, то к управляющему или булгахтеру.

— Булгахтеру, — передразнил Тягливый и с победным видом показал листок. — Тут им самим прописано… Неразборчиво, правда… Ага, вот! — нашел он нужное место. — Получил письмо от Крутицкого, а чуть позже пришла весточка и от Пономарева. — Уловив, что за столом притихли, повысил голос: — Факты они приводят удручающие. И если бы я сам не знал их, ни за что бы не поверил, что такое возможно.

— Шо штряшлось? — перестала жевать Ангелина.

— А то, — напустил на себя важность Петр Петрович. — Доказано, что этот Солодовников бывал у вас на хуторе.

— Кто такой Солодовников? — спросил Павел.

— Тебе лучше знать, о ком ты битый час толковал.

— Не Солодовников он — Виталий Семенович Куприянов… Был и есть.

Тягливый разочарованно отвернулся. Кузнец, обиженно помолчав, стал опять рассказывать о своем земляке, но Петр Петрович утратил всякий интерес к любителю кузнечного дела.

За столом остались родственники — и разговор понемногу сворачивал на щекотливую для Петра Петровича тему.