Солнце даже в полдень не палит, и слышно, как в сухой траве бегают мыши и снуют ящерицы… Мелькает стромкая оса, выделывает петли шмель, кружится, меняя высоту, стрекоза. Но уже не вспархивает кузнечик, вяло делает облет пчела, а на дальних тропах греются потерявшие резвость ужи.

…Тягливый шагал от дебаркадера в гору, оглядываясь на волнующее его займище за Доном. На площади, вблизи часовенки, спросил, как пройти на нужную улицу.

У дома, где вместо забора росла густая желтая смородина, посмотрел на часы. Пока все шло по его плану. Солодовников, если и работал, уже должен быть дома. От силы час Петр Петрович на него потеряет… Потом он поужинает в станционном буфете и электричкой уедет к себе. Расписание Петр Петрович запомнил, и, пока проверял по памяти, шевельнулась занавеска растворенного окна — и низкий, но звонкий голос пригласил войти.

Тягливый ступил в маленькую комнату, заставленную полками с книгами. На овальном столе, под старым матерчатым абажуром, лежал свернутый в рулон ватман. В другой комнате работал телевизор, и хозяин, прежде чем встретить Петра Петровича, приглушил звук.

По виду Солодовников был одногодком Тягливого. Копна густых волос зачесана назад, что придавало ему некую важность. Был он, судя по всему, холостяком и человеком нефизического труда.

— Вы не разувайтесь, — по-своему истолковал замешательство пришедшего хозяин. — Садитесь на стул, если не желаете — в кресло… Вы, я вижу, не местный, — выключил он телевизор. — Откуда пожаловали?

На нем ладно сидело темное трико. Ворот цветастой ковбойки облегал загорелую шею. На лице загорел лишь крупный лоб и тонкий, со сдавленными ноздрями, нос.

Петр Петрович сказал, из каких он мест, не называя, впрочем, себя.

Карие глаза Солодовникова прищурились еще больше.

— Догадываюсь, кто вы.

Смерть Ульяны не явилась новостью для Солодовникова. Надев очки, он взглянул на календарь.

— Я вспомнил: кажется, сорок дней.

Петр Петрович неловко опустился в кресло, досадуя, что разговор начался не так, как задумывал он.

— Я эту сидушку сам не люблю, — рассмеялся хозяин, когда Петр Петрович, как по желобу, скатился в глубину узкого кресла. — После обеда вздремнуть — куда ни шло, а для светских бесед оно не годится.

«Я тебе устрою светскую беседу», — вспыхнул Тягливый, подвинув ближе сверток с письмами.

— Насчет Ульяны заехал. — Он придал голосу побольше суровости. — Как же это у тебя так нехорошо с ней приключилось? Ты знал, на что замахиваешься?

Солодовников помедлил, снял очки.

— Знал, Петр Петрович, и не раскаиваюсь. К тому же доктора не видели смысла продолжать лечение. Если вы говорили с врачом, то, надеюсь, не забыли, что и Ульяна Филипповна советовалась с вами в отношении этого лекарства.