— Пиши мне, Ульяна, — жалобно попросил он девушку.

Ветер парусил ее легкое платьице, трепал прядь волос.

— Как-нибудь, — просто ответила Ульяна.

Не то хотелось услышать Петру. И совсем не такое прощание, как суховатое пожатие руки, ожидал он.

Мелькнули через борт белясые ноги — и Уля, не оглядываясь, зашагала к старому ветряку на косогоре.

Маленькая, но юркая полуторка помчалась дальше. Потерял из виду Петр Ульяну, а ветряк все торчал на холме, похожий издалека на катушку ниток с воткнутыми иголками.

Петр написал Ульяне не сразу. Долго обдумывал каждую фразу, переписывал заново.

Он хотел, чтобы Ульяна увидела его суровым и озабоченным, готовым на все, чтобы таким, как она, спокойно жилось.

Но в то же время Уля должна была найти в письмах Петра что-то личное и сокровенное для себя…

Ничего этого на бумаге не получалось, хотя Ульяна изредка отвечала.

Она упрямо не замечала намеки, и письма ее как две капли воды были похожи на коллективные послания, которые получали защитники Родины от своих шефов.

Петр теперь надеялся на личную встречу… За хорошую службу поощряли отпуском — и Тягливый из кожи лез. Ульяна должна была увидеть его статным, увешанным знаками отличия. И это впечатление неожиданности должно было сыграть в пользу Петра.

Неожиданность встретила его самого… Ульяна уже полгода как вышла замуж. Самое обидное было в том, что она по-свойски откровенно рассказала ему все, не испытывая никаких угрызений.

Встретила парня. Не то, чтобы присохла сердцем, но понравился. А тут еще каждый тычет, не тех ли она Козленко дочка, что были наипервейшими богачами… В родном селе и по сию пору немало Козленко, и попробуй докажи, что ты дочь бедняка Козленко, а не другого, которого выслали с семьей задолго до того, как взяли отца… Это тоже подтолкнуло к замужеству. Как-никак фамилия другая. Она пожаловалась, что муж заглядывает в бутылку, и попросила, чтобы Петр приструнил его: он при форме и в звании.

Петр, покосившись на ефрейторскую лычку, пообещал еще заглянуть, что, конечно, не сделал.

Тем удивительнее было для него, когда, демобилизовавшись, услышал ошеломляющую весть: Ульяна ушла от мужа. И не кто-нибудь теперь — а ветеринарный врач.

Петр вел себя так, будто ему нет никакого дела до Ульяны. Малость осмотревшись, стал перед выбором — куда приложить руки. Должность продавца ему претила, хотя кое-какой навык имел: в последний год службы отпускал ситро и булочки в солдатской чайной.

Тянуло на простор, в поле. Но, чтобы покрасоваться перед Ульяной — продавец, мол, тоже шишка не маленькая, — пришлось стать за прилавок.