Солодовников с минуту сидел тихо, почти не различимый в сумерках.

— Давай, Петрович, соберем на стол и, как у вас говорят, повечеряем.

— Нет! — запальчиво отрезал Петр Петрович. — Недосуг мне.

— Спешишь, — внятно произнес Виталий Семенович. — Ну что ж, я и так сколько перед тобой распинаюсь. Без толку, правда как я понял… Нет, я не красуюсь, не оправдываюсь, и на сочувствие не набиваюсь. Ни ты мне, ни я тебе ничего не должны… Такая вот грань. Но я отвечу тебе… Ты удивлен, что всё хорошее и плохое случилось со мною, когда я приехал в твои места… Случилось гораздо раньше. Просто — у старого перевоза — всё что до того зрело и сдерживалось, словно прорвало. И я понял, как мне дальше поступать… Если разбить мою жизнь по частям, то самое значительное приходится на войну и настоящее время. И тогда, и теперь я искренен. В войну — понятно почему, а ныне — не столько сам, сколько люди, вроде твоей Ульяны, смелостью наделили… Так стоит ли мне сторониться этих людей или отказывать себе в том, чтобы не черкнуть им пару теплых слов?

— Слишком уж теплых, — с иронией бросил Петр Петрович, не замечая, что хозяин включил свет. — Колени преклоняешь перед замужней. А у нее от твоей хвальбы в голове одни лишь глупые мысли.

— Это ее слова?

— Ежели и не ее, я все одно так думаю.

— Да вы не знали свою жену! — воскликнул Солодовников так, что Петр Петрович вздрогнул. — Разве можно о ней свысока. Она же… Если вас заинтересует женщина как человек, вам тоже, наверное, были бы неприятны подозрения супруги.

— У тебя жена померла?

— Несчастный случай в дороге, — понизил голос Виталий Семенович. — Дочь с внучкой меня навещают, они в блочном доме неподалеку живут.

— Ага, — приободрился Петр Петрович. — Представь, после похорон ты находишь письма от постороннего. Ты его разыскиваешь, а он тебе выкладывает то же, что и ты мне.

В глазах Солодовникова плеснула потаенная радость.

— Буду счастлив, если повторятся Глубокие Броды.

Тягливый с минуту переваривал услышанное.

— Просто у тебя концы с концами сходятся. С какого боку ни зайди, всюду ты выскользаешь.

— Потому что не хитрю… Людям, Петрович, легко было бы жить без вранья и изворотливости.

Петр Петрович задумчиво кивнул… Ему не хотелось уезжать. Не хотелось в свою городскую квартиру на первом этаже, где тянет от входа и страшно хлопают все двери. Но его нежданный приход и без того затянулся, а Петр Петрович знал меру приличия… Это чертово приличие так и не позволило ему прямо спросить Виталия, было ли что промеж ним и Ульяной или нет…

— Сын в армии? — уточнил Солодовников.