Действительно ли Ренье верил в те картины детства, которые когда-то нарисовал перед ней? Она думала, что да. Это не было ложью. Наверняка.

А его обожание, его вожделение — были ли они настоящими? Вероятно, были, ведь он, в отличие от самой Грейс, не учился актерскому мастерству.

Впрочем, он учился быть князем, что, наверное, почти то же самое.

Грейс никогда не входила в число тех, кто пытается залить горе вином, но раньше ей не доводилось чувствовать себя заключенной в такую вот ловушку собственного тела и разума. Единственная возможность побега, которую она придумала, — выпить чего-нибудь покрепче. Смешав джин с тоником, она быстро опустошила бокал, и на пустой желудок ее тут же повело.

Теперь ей стало ясно, что, как бы Ренье ни относился на самом деле к ней, к отцовству и так далее, важнее всего для него было ее отношение к таким вещам. То, что она готова была даже заплатить за них деньгами, оставить карьеру и родину. Он увидел в ней эту готовность, это отчаянное желание жизни, которую он собирался ей предложить, и это было для него главным.

Она выпила еще порцию джина с тоником и почувствовала себя совсем пьяной.

Ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь, излить душу и получить утешение, но кому она могла позвонить? Признаться во всем этом она не могла. Никому на свете.

Грейс позвонила Марте, решив, что ее подвыпивший голос сойдет за нездоровый, а потому можно сказаться больной, отменить все дела и поручить детей няне. Еще один бокал джина с тоником — и она уснула прямо на диване в своем кабинете.

Проснулась Грейс в темноте, хотя часы показывали только девять вечера. К счастью, дети спали, а Ренье отсутствовал. Выпив большой стакан воды и съев кусок намазанного маслом багета, она налила себе бокал вина и вышла с ним из дворца. Не направляясь никуда конкретно, даже не думая о том, куда несут ее ноги, Грейс в какой-то момент оказалась в саду. Но даже запах жимолости и легкий бриз, шелестящий в листве деревьев, кустов и плетистых роз не утешали ее. Она прислушалась к отдаленному звуку волн Средиземного моря, набегавших на песчаный берег. Удар и откат, удар и откат…

Грейс остановилась на том же самом месте, где они с Ренье беседовали семь лет назад, когда она забыла о фотографах «Пари Матч», забыла, какое уродливое на ней платье, почувствовала себя просто девушкой, встретившей весенним деньком привлекательного, загадочного мужчину.

Облокотившись на каменную стену и держа широкий изящный бокал над обрывом большим и средним пальцем, Грейс попыталась вспомнить, каково это — быть той девушкой. Тогда она только что выиграла «Оскара»; обставляла прекрасную квартиру на Манхэттене; предвкушала вечернюю встречу с тайным любовником. Но все это казалось незначительным по сравнению с тем, чего у нее тогда не было. С тем, что у нее есть сейчас. Та девушка не ощущала себя более свободной, чем женщина, в которую она превратилась.