Ответ, который я получила от Рихарда, содержал так много слов, что я поначалу залипла в них, как муха в паутине. Впрочем, были две конкретные вещи, которые меня несколько огорчили. Рихард сказал, что готов к «сотрудничеству», но на определенных условиях:

а) гонорар в размере 1700 евро за несколько часов общения с ним, ибо он человек уважаемый и широко известный в узких кругах;

б) общение наше должно состояться непременно на нейтральной территории – он категорически против того, чтобы снимали в его мюнхенской квартире.

Оба пункта меня удивили. Рихард беден? Или невероятно богат и скуп? Или захотел заработать на имени отца? А тут еще и запрет снимать у него дома!

Я решила, что утром напишу Рихарду фон Шираху вежливый отказ. Но. Опять. Не знаю. Что-то внутри меня зеленым ростком любопытства, взламывая потрескавшийся асфальт прагматизма, шептало, что, отказавшись от встречи с фон Ширахом, я совершу ошибку. Наверное, всё-таки стоило взглянуть на Рихарда, поговорить с ним, посмотреть, как он жестикулирует, как подбирает слова, во что одет, а остальное дорисуют за меня логика и интуиция.

Я написала: «YES».

Фон Ширах тоже не ожидал. В следующем письме он уточнил: «YES?»

Да, Рихард. Именно так. «YES».

А потом он написал мне это письмо:

«Уважаемая Таня! Думая о документальном проекте, хотел бы поделиться некоторыми общими соображениями. – В долгой и непростой истории отношений между нашими странами были периоды, когда эти отношения были выгодны обеим сторонам. – Последняя война, начатая агрессивной Германией, принесла бесконечные страдания русскому народу, но и немецкому народу тоже. Может быть, с этой точки зрения российской аудитории было бы интересно получить общее представление о том, какую цену Германия за это заплатила… Оба народа испытали, что такое жизнь в условиях диктатуры и отсутствия свободы. – Мы не должны позволять себе отрицать злодеяния с обеих сторон, память о которых должна служить напониманием и стимулом для того, чтобы никогда не допустить повторения подобного. – Мы должны были все переосмыслить. И мы развили молодую, живую демократию, доросли до такого уровня, которым можно гордиться. Мы живем в открытом либеральном и социальном обществе, и я был бы рад, если бы российская аудитория поняла, что прошлое осталось в прошлом. В связи с этим я не могу понять заявление покидающего Германию российского посла г-на Котенева, который сказал, что в некоторых головах до сих пор живут мысли о холодной войне. Я, например, никогда не встречал таких людей. Это поколение вымерло. Я считаю, что документальное кино не может воздействовать, если аудитория страны-победителя чувствует себя преданной (историей), если ей приходится видеть побежденный народ, живущий в комфорте, покое и достатке. – Думаю, мы также должны представить некоторых немцев, которые – бескорыстно и не напоказ – посвящают значительную часть своего времени тому, чтобы помогать российским больницам, – поддерживают их материально или пытаются различными способами помочь тем, кто пострадал во время Второй мировой войны. Жертвы есть с обеих сторон… А теперь я пошел смотреть футбольный матч. С уважением, Рихард».