– Ну это противозаконно, – сказала я и сама обалдела от того, что произнесла. Можно подумать, все вокруг только и делают, что соблюдают законы. – А что это были за люди?

– Нормальная, хорошая семья. Глава семьи был директором большого предприятия. В семье было трое детей – две девочки и мальчик. У меня с ними были прекрасные отношения, мы всё делили, гуляли вместе, дружили по-настоящему. До того момента, когда отец узнал, что они евреи. Причем их родители очень хорошо ко мне относились, они знали, кто я такой, знали, кто мой отец, кто мой дед, знали историю моей семьи, но никогда не показывали этого. Они никогда не относились ко мне негативно только из-за моей фамилии. Рассказывали мне про еврейские праздники, объяснили, что такое Йом-Кипур, я часто бывал у них в семье. Но мой отец запрещал мне дружить с ними. Поэтому я мог общаться с ними, только когда отец был в командировке или на работе, по-другому не получалось.

– Выходит, ты игнорировал запреты отца?

– Скажем так: я просто не понимал причин этого запрета. Мои друзья вели себя очень прилично, с родителями моими были вежливы, не дерзили. Это были воспитанные дети. А он всё равно запрещал с ними водиться. Конечно, начнешь ненавидеть отца. Он запрещает тебе водиться с друзьями непонятно по каким причинам. Почему? Если бы они давали повод для этого, воровали, например. Тогда бы еще можно было понять. Но я не понимал. Эту семью просто не в чем было упрекнуть. Кроме того, что они, как оказалось, евреи. Причем те евреи, как отец как-то сказал бабушке, «которым удалось избежать газовой камеры». Те, которых дед не сжег. Эти слова отца еще раз подтверждают, что все родственники деда знали, чем он занимался.

– Выходит, твоя дружба с этими детьми не закончилась, вопреки отцу?

– Нет. – Хёсс взъерошил себе волосы. – Дружба на этом не закончилась, и это было одной из причин того, что меня отдали в интернат. Я думаю, что был не тем сыном, которого хотел отец. Я не был тем, кто слепо подчиняется воле отца, тем более когда речь шла о друзьях. Временами приходилось очень трудно…

– А как складывались твои отношения с отцом, когда тебя отправили в интернат?

– Давай я расскажу тебе одну историю. Как пример. Чтобы ты просто поняла, что это был за человек и способен ли он был хоть на какие-то чувства. Итак, мой отец не терпел длинных волос. Помню, я как-то я приехал домой из интерната, до этого долго очень не стригся, – в общем, можешь представить, как подолгу мы не виделись. На мне была американская солдатская куртка с надписью Iron Maiden – рок-группа такая была. Взял у соседа по комнате поносить. Он был с родителями в Штатах в отпуске, привез мне ковбойские сапоги. Они мне были велики, пришлось три пары носков надевать. Но я обязательно хотел показаться в этих сапогах. Джинсы. Короче, я отправился на поезде домой, вышел на главном вокзале в Штутгарте, увидел отца, побежал ему навстречу. Он взглянул на меня и сделал вид, что не заметил, и направился наверх к табачному киоску. Ну а я (мне тогда было лет 15-16) подумал: ладно, мол, я пойду к машине, отцу нужно сигарет купить. Я и не думал, что он чем-то недоволен. Стою у машины, жду, он подходит, садится, и не успел я сесть – он бьет меня кулаком в лицо. Всю дорогу мы не сказали ни слова, приезжаем домой, он заводит меня в ванную, берет ножницы матери и обрезает мне волосы, рвет куртку, выбрасывает сапоги и говорит, что если увидит меня еще хоть раз в таком виде, мне придется туго. Вот такие представления о жизни были у моего отца. Нам не разрешалось носить модные брюки, иметь длинную прическу. Нет. Мы всегда должны были отличаться от ровесников. Плакать в доме запрещалось. Проявлять эмоции – нет. «Мужчины не плачут!» Он на руки нас никогда не брал. Я не знаю, что такое отцовская любовь.