– Из-за израильтян? Их реакции? – Я села рядом с Райнером, за столик, но курить не стала.
– Нет-нет. Просто много шума из-за вещей деда. Некоторые покупатели, включая желающих из Швейцарии, готовы были заплатить мне дикие деньги за них. Безумные. А я решил отдать вещи израильтянам. И тут в прессе поднялся шум, что я такой вот негодяй и свинья, и тот самый мой, с позволения сказать, почитатель из Швейцарии разозлился, – они решили, что я делаю это им назло, пытаюсь передать вещи деда, чтобы они их не заполучили. Это, разумеется, так, но мне не хотелось афишировать… В общем, как я говорил, теперь вещи в банковской ячейке – дома я их хранить не могу. Это опасно очень. Уже были попытки проникнуть ко мне, уже искали их. Не в этом доме – в предыдущем.
Райнер Хёсс сидел посреди комнаты – в квартире он не курил, и в первые минуты ему очевидно было дискомфортно. Он оседлал стул, поставив его спинкой вперед. Правой рукой он теребил пуговицу рубашки, которую застегнул, оставив распахнутым лишь воротник. Из-под него торчала белая спортивная майка. Только что, с паузами и корректировками, мы записали историю про Швейцарию и неонацистов. Анна-Мария сидела рядом и по-немецки подсказывала Райнеру «смягчающие синонимы».
И теперь мы вернулись к вопросу его противостояния неонацистам.
– Противостою ли я им идеологически? – начал Райнер. – Сама посуди: дед мой – он преступник, и ему еще повезло, что он так легко отделался – его всего лишь повесили. Я уже много раз говорил, скажу еще раз, хотя знаю, что опять вызову гневные отклики. Если бы я жил тогда, то можно было бы сэкономить на веревке. Без сомнения. Я бы убил его своими руками. Потому что его злодеяния легли невыносимым грузом на семью, которая вынуждена нести это бремя. Может быть, моя задача, мой крест как раз и заключается в том, чтобы скинуть этот груз, чтобы моим детям это не доставило столько страданий, как мне. Я показываю им, что не имею ничего общего с этими людьми, неонацистами, и не хочу иметь, что я презираю то, что они делают. И что государство обязано говорить об этом не только на уроках истории, которые, кстати, постоянно сокращают, оно обязано говорить об этом со всеми. Ведь это наш народ, наша история, какая бы она ни была и по каким бы причинам всё это ни происходило. Но надо, чтобы все на сто процентов понимали, что и как происходило. Ну и, конечно, профилактика. Государство должно более жестко действовать, хотя бы в интересах своих собственных детей. Ведь для этих неонацистских типов нет ничего святого, они выясняют, где ты живешь, с кем общаешься, тем более сейчас это легко. Мы, разумеется, стараемся не облегчать им жизнь. Но, с другой стороны, тот факт, что у нас нет такой защиты, как у них, мешает нам выступать в полную силу. И я прячусь…