Мы еще вернемся к судьбе жены Клауса фон Штауффенберга графини Нины, а также Бертольда и остальных четверых детей полковника. Для многих этот заговор стал концом и карьеры, и жизни. Для Эрвина Роммеля, находившегося между жизнью и смертью, 20 июля ознаменовало начало конца.

Сын Эрвина Роммеля Манфред сидел в кресле – на бледном лбу его выступили капельки пота. В доме, разогретом беспощадным солнцем, становилось всё жарче, но Манфред уверял, что он должен рассказать о последнем дне жизни отца, свидетелем которого был сам, чего бы это ему ни стоило.

«Мой отец ожидал, что его ликвидируют. Но он не был уверен в том, что Гитлер отважится и осмелится публично его отдать под суд. Ведь высказывания моего отца о том, что война проиграна, фюрера раздражали, и он не мог допустить, чтобы на суде отец, большой авторитет среди военных и гражданских, произнес это вслух. После того как мой отец был тяжело ранен, он сначала долгое время провел в госпитале, а потом, когда почувствовал себя лучше и опасность миновала, отправился домой в Херлинген…

Это было теплое осеннее утро 14 октября 1944 года. Я рад, что судьба распорядилась так, что в этот день мне, служившему в ВВС в Ульме (мне было 15 лет), очень близко от дома, дали увольнительную. Мать что-то делала на кухне, а отец, который полностью ослеп на левый глаз, но уже мог самостоятельно ходить, беседовал со мной и своим адъютантом Германом Альдингером.

Кстати, когда я бывал дома, я всегда ему читал. Мама ему тоже читала газеты, из которых отец уже знал, что многие военные, с которыми он был хорошо знаком, замучены и повешены на струнах рояля, перекинутых через крюки для подвешивания мясных туш… Страшно это было… Волна жутких смертей прокатилась по Германии – и всё из-за заговора против фюрера 20 июля 1944 года. Отцу было очевидно, что его тоже ожидает печальный финал. Он не знал лишь, как и когда. Я помню, что отцу из Берлина звонил Кейтель, – кажется, это было в первых числах октября. Кейтель приглашал отца в Берлин, говорил, что, мол, важно будет обсудить его дальнейшую службу и еще какую-то чушь. Отец ответил: “Я тяжело ранен, вы забыли?” Мне он сказал: “Если я поеду в Берлин – попрощайтесь со мной навсегда…” Отец знал, что за ним постоянно наблюдают, и не выходил на улицу без оружия. Знал он, что арестовали начальника его штаба генерала Шпейделя…

Итак, сидим мы 14 октября с отцом и Альдингером. Вдруг – телефонный звонок. Это были соседи. Они сказали: “Военные перекрывают все дороги вокруг, вы должны об этом знать”. Отец сказал: “Ясно, к нам гости”.