– А ну, разошлись! – Марков накинулся на толпящихся перед входом зевак. Народ подался назад. – А ты, Решетов, – командир уставился на Никиту, – ночь на отдых – и дуешь обеспечивать безопасность совета. Он на нашей земле пройдет, с нас и спрос. План мне к полуночи на утверждение предоставь. И чтобы без фокусов!

– Надо так надо. Раз больше некому. Разрешите идти? – подтянулся Решетов.

– Проваливай. – Марков кивнул на Волжина. – Этого в санчасть, быстро. Ну, чего встали?

Зотов первым вывалился на воздух. Лесом овладевали молочные сумерки, небо на западе подкрасилось свернувшейся кровью, лучи заходящего солнца подсвечивали алым подбрюшья редких кучевых облаков. Горячка быстрой, яростной схватки постепенно ушла, оставив на память злую радость и усталость в ногах. Карпин увел Сашку в госпиталь. Марков ярился и орал, гоняя всех, кто под руку попадется.

– Пошли. – Решетов дернул за плечо. – Спрячемся у меня, переждем. Лукин, сука, каков? Хуже фашиста!

– Хуже, – вяло согласился Зотов. Методы майора его совсем не шокировали. Видел и гаже.

В землянке решетовской команды чадила масляная лампа из расплющенного орудийного снаряда. Умельцы наловчились делать такие в самом начале войны. Света мало, копоти много, но в отсутствие альтернативы самое то. Все лучше, чем в потемках сидеть. Фронтовой уют. Командира встретили пять пар настороженных глаз. Из присутствующих Зотов узнал только Есигеева и Кузьму, партизана, с которым отступали из Тарасовки. Шорец сидел возле входа и точил охотничий нож. Остальных Зотов тоже вроде видел, но представлен не был. Кузьма опустил автомат. А решетовцы-то готовы к неожиданностям. На улице часовой, сами на взводе. Вся эта беспечность Решетова в отношении убийцы лишь напускная. Самое поганое – чувствовать себя дичью.

– Будь как дома. – Решетов снял куртку, повесил на гвоздь и, перехватив взгляд Зотова, угрюмо кивнул. – Все, кто остался, считая меня и часового, семь человек.

– Здарова, насяльник, – улыбнулся Есигеев. – Как зизнь?

– Потихонечку, – улыбнулся Зотов. – Здорово, бойцы.

Ему ответили вяло и вразнобой. Люди занимались своими делами. Кто-то спал. Бойцов у Решетова осталось немного. Про Саватеева Зотов решил капитану не говорить. Ляпнешь – наживешь херовый вопрос: откуда узнал? Отвечать на него не хотелось. Юлить и врать тем более. А правда никому сейчас не нужна. Расскажешь о связи с Каминским – неправильно поймут и будут правы, черт побери. Специфику работы партизанам так просто не объяснишь. За связь с врагом по головке гладить не будут и грамоту не вручат. Разве пулю.