– Выпьем с горя, где же кружка? – Решетов рухнул за стол.

– Можно. – Зотов сел на обрубок бревна. – Но я чего бы поел, не жрамши с утра.

– Пакшин, осталось чего? – спросил Решетов.

С нар сполз угрюмый мужик с ветвистым шрамом через всю левую щеку и глазами отъявленного душегуба.

– Всех не прокормишь, – пробасил он, звеня посудой.

– Не жадься, – укорил Решетов.

– Чего за кипеж в лагере был? – поинтересовался Кузьма. – Вроде пальба. Мы не полезли, ну его на хер.

– И правильно, – похвалил Решетов. – Молодцы, пускай командира заживо убивают. Это мы с Лукиным сцепились.

– Я его давно пристрелить предлагал, – скривился Кузьма, и было совершенно не ясно, шутит он или нет. Уточнять Зотов не стал, и без того ловя на себе недобрые взгляды. Чужим тут явно не рады.

– Экий ты кровожадный, Кузьма, – рассмеялся Решетов. – Ничего страшного, Марков разнял.

– Лукин, сука, злопамятный, непременно отмстит.

– Пусть попробует, – беспечно отмахнулся Решетов. – Не до этого ему сейчас, Марков поставил задачу: Лукина угнал Кокоревку оборонять, а мы поутру отправляемся обеспечивать охрану совета командиров.

Есигеев перестал точить нож, Пакшин замер с котелком, в обрушившейся тишине было слышно, как шипит в лампе горящее масло. Партизаны обменялись многозначительными взглядами. Новость явно тут ждали.

– Выходит, назначили, – напрягся Кузьма. Глаза под кустистыми бровями сверкнули.

– Назначили, – подтвердил Решетов. По землянке пробежал сдавленный шепоток. Люди вышли из секундного ступора и вернулись к делам, словно и не было ничего.

– Ну вот, дождались. А этого чего привел? – Кузьма стрельнул взглядом на гостя.

Зотову этот взгляд совсем не понравился: мимолетный, изучающий, злой. Так смотрят работницы общепита и палачи. На повариху заводской столовки Кузьма был не очень похож.

– Значит, так надо, Кузьма. – Голос Решетова чуть изменился. В воздухе повисло напряжение и тут же пропало.

– Тебе видней, командир. – Кузьма отвел глаза, потеряв к Зотову интерес.

– Ешь. – Пакшин с грохотом поставил на стол котелок.