Светлый фон

Надо ли говорить, что от такой своей фантастической сытости местные очкарики не спешили кромсать друг друга ножичками и срывать на улицах шапки с прохожих, а, наоборот, тыкались в умные книжки или в крайнем разе вели тихие диссидентские разговоры на кухнях – под водочку и все ту же культовую любительскую колбаску.

Помню, в тот раз мы нахрюкались с очумевшими от безделья местными прокурорскими экспортной «Посольской» водки с винтовой пробкой, какой я до тех пор ни разу и не видывал. А тут она валялась на прилавках свободно. Нарезались мы, значит, этого божественного напитка стоимостью аж 6 рублей 20 копеек за пол-литра (против «андроповки» за четыре двадцать) – и пошли кататься в местный парк аттракционов. Погудели так, что чертям тошно было. Но чертова колеса на этом месте не было – это я помнил точно.

«Колесо обозрения должны открыть на майские праздники восемьдесят шестого года, – сказал кто-то в моей голове. – Но не успеют…»

– Почему не успеют? – удивился я. – Еще же уйма времени! Два с половиной года!

Но Голос-в-Голове замолчал.

В небе сверкало солнце, круглое и блестящее, как юбилейный рубль-«картавчик» – только без головы Ильича. Вдалеке торчала дерзким фрейдистским вызовом совковой морали фаллическая башня третьего энергоблока АЭС. Я даже удивился, как я ее увидел отсюда – она вроде бы не видна из парка. А тут я рассмотрел ее во всей красе – видны были даже разноцветные полосы на трубе. На крыше жилой высотки за оградой парка ярко белели гигантские буквы:

«ХАЙ БУДЕ АТОМ РОБIТНИКОМ, А НЕ СОЛДАТОМ!»

«ХАЙ БУДЕ АТОМ РОБIТНИКОМ, А НЕ СОЛДАТОМ!»

«ХАЙ БУДЕ АТОМ РОБIТНИКОМ, А НЕ СОЛДАТОМ!»

«Но ты помнишь, как давно по весне мы на чертовом кружились колесе…» – соловьем заливался в репродукторах слащавый голосок певца Магомаева. Мелькание желтых кабинок гипнотизировало. Вдруг их бег приостановился, очередная лодочка каким-то непонятным образом надвинулась на меня. В ней сидели Стрижак и Лунц. Стрижак что-то упоенно тараторил на идиш – я не знал на этом языке ни слова, но как-то сразу догадался, что это именно он. А Лунц, от которого я до этого не слышал ни одного матерного слова, сыпал перчеными шутками и прибаутками, словно магнитофон на вечной батарейке. Друзья увидели меня, заулыбались и замахали мне руками. Бабочка на воротнике Лунца вдруг ожила, взмахнула крылышками и слетела с его шеи, а старик потешно размахивал длинными тощими грабками, силясь ее поймать. Не вышло. Мотылек резво упорхнул от своего хозяина, подлетел ко мне и уселся на плечо. Я осторожно погладил ее крылышко пальцем. Лунц радостно улыбнулся мне. Вдруг я разглядел на спинке насекомого довольно четкий рисунок – человеческий череп. Бабочка Мертвая голова. Откуда она у Лунца? Я хотел спросить, но «чертово колесо» уже уносило кабинку с друзьями черт знает куда. Только выдающиеся уши Стрижака трепетали на ветру. Может, это они обеспечивают скорость вращения колесу, словно парус, уносящий в море стройный фрегат навстречу приключениям и опасностям? Хотя никаких опасностей в поле зрения пока что не наблюдалось.