– Ш-шифая, – Дашка потрогала шею. – К-кашется.

– Языком чешешь, значит, живая. Анька где?

– Хто? – непослушные губы и тяжелый язык уродовали звуки.

– Анька. Она мне позвонила. Сказала, что этот урод тут. А он и вправду тут, – Переславин улыбнулся, вроде по-доброму, ласково, а Дашку передернуло.

Попала она. И Адам тоже.

– Адам. С ним. У него. Убить хочет. Где – не с-снаю. Сдесь где-то.

Здесь много комнат, искать можно долго и бессмысленно. Вась-Васе позвонить бы, пусть вызывает… а если опоздают?

Думай, Дашка, думай. Ты же знаешь, что ему надо.

И Переславин в тебя верит, ждет, хотя ему не терпится образ мстителя примерить. Дашка закрыла глаза, вызывая пред внутренним взором давешнюю серость. Усилием воли она замедлила летящие мысли-вагоны, пытаясь прочесть направление следования.

Солнце.

Ублюдок убивает не для себя. Значит, надо идти туда, откуда видно солнце. Чтобы как с пирамиды, на вершине которой синелицый бог поедает человеческое сердце, а его черный не то соперник, не то брат ждет своей очереди.

– Крыша, – сказала Дашка четко и ясно. – Он на крыше. И у него пистолет.

– У меня тоже, – Переславин откинул борт пиджака, демонстрируя черную кобуру.

Глок.

Солидный ствол для солидного человека. Почти по Пелевину. Если бы могла, Дашка рассмеялась бы. Но смех требовал сил, которых у Дашки не было, поэтому она просто вцепилась в переславинскую руку и позволила отлепить себя от стены. Шла она, спотыкаясь на каждом шаге, но постепенно приходя в себя и восстанавливая контроль над телом.

Раз-два-три… уже не считалочка, но ритм венского вальса, который теперь выплеснулся далеко за пределы Вены и поселился в Дашкиной голове.

Этот ритм подстегивал, и Дашка переставляла ноги быстрее.

А потом Переславин вдруг отбросил ее к стене и, направив ствол в темноту, рявкнул:

– Стоять!

– Стою, – ответил из темноты знакомый голос, и Дашка все-таки рассмеялась. Вась-Вася. Как раз его-то и не хватало для полноты комплекта. Переславин матюкнулся и ствол опустил. Вась-Вася тоже опустил. Ковбои, мать их так.