Чтобы не продолжать заведомо проигранную борьбу, он решил начать первым.

– Я должен тебе кое-что сказать.

– Ну, так говори, – непринуждённо откликнулась она.

– Я хочу тебе кое в чём признаться. Я никогда раньше не говорил этого… в общем, я хотел сказать …

– Я тоже!

Вдруг! Внезапно! Совершенно неожиданно, непредсказуемо, непредставимо...

Он стоически выдержал искушение броситься на неё в ту же секунду и утолить свою дикую жажду.

«Это сон», – подсказывал логик внутри. – «Это всё не взаправду, не по-настоящему. Проснись. Вернись в реальность».

«Может быть», – отвечал несогласный с логиком романтик. – «Но это сон, за каждую секунду которого ты готов вытерпливать по капле воды на свой полуразрушенный череп».

– Ты уверена, что поняла правильно?

Своё истолкование его невразумительного лепета она объяснила просто – поцелуем. Когда их губы слились воедино, он ощутил дежавю: будто уже где-то касался этих губ. В похожей несуществующей реальности. Но где именно, вспомнить не смог.

Целовались они довольно долго. С трудом отрывались друг от друга, чтобы перевести дыхание, перекинуться парой слов, хохоча, и снова целовались.

Казалось, одна из птиц за окном залетела к нему в рот, пока он спал, и теперь трепетала в животе маленькими крылышками. Когда ему в очередной раз с неимоверным трудом удалось разнять это блаженное единение, он спросил:

– Ты не знаешь, откуда все эти цветы?

Она сразу помрачнела, и он понял, что ненароком затронул ещё свежую рану. Но какое отношение к этому могла иметь дурацкая комната?

Ответа не последовало, и он повторил вопрос. Потом снова. Потом ещё. Он допытывался ответа, как если бы в нём крылся некий планетарный для него смысл.

Наконец, она сдалась.

– Видишь ли, – она вздохнула, – это для того, чтобы...

После слова «это» он перестал узнавать её голос.

– …скрыть запах.