Сладострастный огонь пожирал мозг, палил чресла. Дрожь сотрясала лихорадящее тело, сбивала с ритма сердце. Мысли слиплись в клубок на неповоротливом от вязкой слюны языке, пытаясь сложиться в пылкий мадригал для неё, только для неё! О, какое же это было чудо. Внезапное и разящее, сладкое до горечи, пылкое до пустой холодности, до боли родное и столько роковое. Трепетное мучение, разрывающее изнутри ликование, экстаз сновидения. Искушение сатаны…

– Привет! – сказала она, и он ощутил дрожь в ногах, готовых подкоситься в любую секунду.

Её тонкое летящее платье обрисовывало фигуру до острого покалывания в глазах, до слёз, до головокружения. Аромат её тела пробивался сквозь плотный дурман комнаты. Запах моря и молока. Он знал его, и теперь пытался поймать ноздрями, но тот тонул в удушливом цветочном мареве.

Он не сразу заметил переход из мрака в свет, проникавший в комнату через огромные окна, окантованные цветочной вязью. За окнами пели птицы, ветер играл белыми занавесками. Он смотрел только на неё, обонял только её, внимал каждому её движению.

– Привет...

– Я так соскучилась! – она кинулась ему на шею.

Когда её упругое тело прильнуло к нему, он подумал, что вот-вот умрёт от разрыва сердца, так сильно оно колотилось. Ему хотелось раствориться в ней, как в чистом море после долгого путешествия через пустыню.

– Я тоже, – шепнул он почти неслышно для себя. Слишком громко стучало в висках.

Он не успел насладиться ею, не успел упиться её совершенством, не успел понять, что не успеет сделать этого никогда, даже если на это отведётся целая жизнь, когда она отстранилась от него. И улыбнулась.

Дьявольщина... Всё грязь, всё ничтожно и незначительно, неважно, по сравнению с этой улыбкой!

– Какая потрясающая комната! – воскликнула она.

Только теперь он осознал, как сильно любит эту комнату. Как близко сроднился с ней за то недолгое время, что провёл здесь. Нет, не так: за несколько секунд после её слов.

– Можно, я присяду?

Она ещё спрашивает! Наверное, даже не подозревает, как завидует сейчас кровати её бедный владелец.

– Конечно.

Она с девчоночьим задором прыгнула на кровать и разразилась хохотом, когда пружины дважды подбросили её над устланным цветами матрацем.

– Присаживайся рядом, чего ты стал, как статуя? – укоризненно сказала она и похлопала изящной ладошкой по сплющенным ромашкам.

Он вздрогнул, нервно улыбнулся и опустился рядом, ощущая полную агонию воли внутри. Ещё немного, и он потеряет контроль над собой. Тогда он покажет всю свою мерзкую, похотливую оборотную сторону, что прячется обычно в тени. Что ж, немудрено: её свет озарит любой мрак, даже самый потаённый.