Рейга обмяк на диване. Он не понял, что произошло, просто отключился.

— Прости, — прошептал Сен-Жермен. — Я слишком сильно люблю твою маму, чтобы позволить ей отправиться в ад вслед за сыном.

Презирая себя, он аккуратно взял Рейгу на руки и прошествовал в ванную. Там уложил в купель, включил кран, нашёл бритву, извлёк лезвие и несколько раз полоснул по венам. По коже потекли красные ручейки. Сен-Жермен сделал всё это механически, будто под гипнозом. Он знал, что к Рейге уже не вернётся сознание. И боли мальчик не почувствует. Это была самая лёгкая и милосердная смерть.

— Ненавижу убивать.

Сен-Жермен вытащил нож из кровоточащей шеи Азраила. Тот ещё дёргался, так как рана пыталась регенерировать, но яд заметно тормозил процесс. Руки измазались в горячей жидкости, и мужчина с отвращением вытер их о костюм профессора.

— Думаю, пара минут у меня есть, — сказал он широко распахнутым глазам ученика.

* * *

Атмосфера средневековых построек навевала грусть. Ладонь скользила по грубым каменным стенам, таким холодным, что от соприкосновения горели пальцы. Здесь, в окружении высоких готических башен, Виктория ощущала себя частью старого мира, обветшалого под натиском времени, которое, как ураган, уносило всё прочь, настолько далеко, что людям оставалось лишь гадать, было ли правдой то, что происходило под сенью ватиканского креста, или же домыслами историков. Виктория пропускала события через свою память, наблюдая, как бродят по территории молчаливые монахини. Их тени пропадали в лучах вечернего солнца. Тела давно уже поглотили насыпи суровой земли. Вечность не была прямой и постоянной, она вспыхивала и мерцала, как звёзды. Вместе с усталостью Виктория переживала удовлетворение, словно преодолела долгий путь и пришла, наконец, к обретению смысла.