– Когда мы прибыли в Усадьбу Ренелле, профессор сделал вид, что послан моим отцом. Отчего ему могло прийти в голову, будто я поверю, что мой отец пожелал бы, чтобы меня взвалили на плечо, отволокли в экипаж и посадили под замок до отъезда домой, для меня до сих пор загадка.

– Он счел, что вам недостает интеллекта, и жестоко ошибся, – объявила Сисси. – Воистину, нелегкое это испытание, когда тебя раз за разом недооценивают!

– В самом деле, – согласилась мисс Лоддиджс. – Хотя в данном случае это могло сыграть мне на руку. И, как ни больно было разыгрывать из себя дурочку, я решила, что, поступив так, верней отыщу возможность бежать, но план мой не удался.

– Вы представить себе не можете, как мне жаль, что мы не сумели отыскать вас быстрее, – сказал я, исполнившись чувства вины.

– Это было практически невозможно, – с немалым великодушием отвечала мисс Лоддиджс. – Я и сама ничего не знала о делах отца с профессором Ренелле, пока не встретилась с этим субъектом, и, к бесконечному стыду своему, только теперь понимаю, сколь далеко может зайти человек, дабы добыть нечто ценное – якобы во имя науки, но на самом-то деле лишь с тем, чтобы прославиться да извлечь из этого выгоду.

Тут в дверь постучался Дюпен, сообщивший нам, что Ренелле благополучно препровожден в Мойаменсингскую тюрьму. Эти новости обрадовали меня несказанно.

– Я предупредил полицейского чина, что один из тюремных смотрителей у Ренелле на жалованьи. Он обещал оставаться там до утра, дабы удостовериться, что профессор останется под замком. Жители Джермантауна от него вовсе не в таком восторге, как полагал он сам и мы с вами, – с улыбкой сказал Дюпен. – Поутру вам понадобится опознать подкупленного стража, если этому типу хватит нахальства вернуться в тюрьму, или же дать его описание, если его нет на месте.

– С превеликой радостью. Отправлюсь туда с первыми же лучами рассвета.

Дюпен выставил на стол бутылку великолепного бренди, таинственным образом раздобытую им неведомо где – вероятно, все там же, в Усадьбе Ренелле, – а мисс Лоддиджс вручил дневник Иеремии Мэтьюза.

Мисс Лоддиджс, ахнув, прижала блокнот к груди, к самому сердцу.

– Благодарю вас, – сказала она. – Я думала, что никогда его больше не увижу, и эта мысль причиняла неописуемую боль.

Между тем Сисси принесла пять бокалов, а Дюпен наполнил их бренди.

– Выпьем же за освобождение мисс Лоддиджс! – предложил он.

Мы подняли бокалы и от души приложились к ним.

– Прошу, продолжайте, – сказал Дюпен.

Еще один солидный глоток из бокала, и мисс Лоддиджс заговорила:

– Поначалу профессор Ренелле обходился со мной довольно сносно. Как я уже объясняла, он делал вид, будто нанят отцом, чтоб отвезти меня назад, в Англию. Выглядело это почти правдоподобно, хотя я и не могла поверить, что мой отец дал позволение на столь грубое обращение со мной, как бы ни был силен его гнев.