Потом девушка ахнула и что-то быстро сказала, и ее спутник кивнул, соглашаясь.

– Вспомнили? Или чего? – спросил Лучан.

Девушка поманила их рукой.

– Наверное, вспомнили, – с надеждой ответила Тию, и они последовали за двоими незнакомцами по длинным путаным коридорам.

Лучан ругался, пытаясь запомнить повороты, и машинально извинялся перед Тию за свои слова.

Наконец, двумя этажами ниже, после длинного перехода между двумя корпусами, парочка проводников указала им на широкую двустворчатую дверь.

Раду решительно толкнул ее, не замедляясь, и остановился, оглядываясь.

Большое помещение, без окон, стены белые, покрытые прямоугольными кусками бумаги с таблицами и чертежами. Столы со светящимися коробками сверху. Посредине – широкий шкаф со связками бумаг и растрепанными разноцветными книгами. Рядом с ним стоял Корнелий, уткнувшись в развернутый лист какой-то схемой.

Раду молчал, хотя другие люди, бывшие в комнате, заговорили, кто сердито, кто удивленно.

Корнелий повернулся на шум и некоторое время стоял, преглупо моргая.

– Кой черт, Раду! – рявкнул он, наконец, поняв, что это не галлюцинация и не случайно похожий человек. – Ты что здесь делаешь?! Как ты сюда…

Он замолчал, увидев за спиной Раду остальных. Провожатые тоже никуда не ушли, и светловолосый развлекался вовсю, наблюдая озадаченные лица коллег Корнелия.

Корнелий отложил бумаги и потер переносицу.

– Раду, – сказал он, и получилось вдруг очень устало и почти жалобно. – Я же написал вам. Зачем ты пришла? Со мной все в порядке. Я провожу вас в зал, откуда можно вернуться. У нас с вами больше нет никаких дел.

– Заговаривается, – заметил Лучан. – Смотри-ка, как к тебе обращается.

– То есть… всё? – ощерившись, спросил Раду. – Мы больше не нужны и можем убираться? А все ваши… твои эксперименты – выбросить?

– Выброси, – сказал Корнелий и отвернулся к шкафу. – Мои вещи все можете выбросить. Я больше не вернусь.

Раду зашипел, как злой кот, но Корнелий не слушал. Он достал из шкафа книгу и начал ее перелистывать, не обращая внимание на них.

Раду примолк ненадолго, потом тряхнул головой, решаясь на что-то.

– И этот… сорок седьмой… тоже выбросить? – спросил он.