Иначе бы к усачу не подобраться, вот только так, усыпив бдительность. Но рана затягивалась куда медленнее привычного, и Раду, стиснув зубы, снова выругалась. Была бы ночь… тогда запрещенные Хранители были бы сильнее.
Потом мысль о Лучане и о том, что давно его не слышно, прошила резким страхом. Отбросив обломок сабли и покрепче ухватив палаш, Раду побрела в ту сторону, куда теснили Лучана разбойники.
Тут долина изгибалась парой холмов, потом резко ныряла вниз и дальше полого шла к имению и к горам позади. Раду, пьяно шатаясь и постоянно щипая себя за руку, чтобы не потерять сознание, медленно шла, кляня чертов холм. Правую ладонь пришлось замотать носовым платком – неудачно схватилась за обломок сабли и распорола.
Услышав впереди чужие голоса, Раду насколько могла споро укрылась в небольшой низинке за кустарником. Даже размышлять не стала – палаш палашом, но рука еле двигается, левая так и вовсе онемела от того удара по спине.
Лучан шел бы молча, значит, это враги.
Поддерживая друг друга, мимо нее на холм поднялись двое – те, что совсем недавно дрались с Лучаном. Один с разбитой головой тащил товарища, закинув его руку на плечо. Тот едва переставлял ноги и негромко, но неумолчно бранился. Первый огрызался в ответ, но тащил.
Раду слышала, как они оба разразились руганью, найдя мертвого вожака и затоптанного лошадьми товарища.
– А этот где? Черный где? И куда Баска делся? – истерично вопил один, а второй ему что-то неразличимо отвечал.
Раду прислушивалась изо всех сил, сквозь шум в ушах, пытаясь отрешиться от боли.
– Не пойду искать! – вдруг рявкнул первый. – Ты сам едва стоишь! А эта дрянь мертвая прибьет нас, и все тут! Едем за подмогой, в город. Приведем кукушечьих стражей, пусть сами разбираются. Скажем, они первые напали.
Тут Раду чуть не хмыкнула – это ж надо, придумали. За кукушечьими стражами ехать, чтобы от нее, Раду, защититься. А ей сейчас и рукой не шевельнуть, куда там набрасываться.
Разбойники не стали хоронить товарищей, оттащили кое-как в сторону, поймали двух лошадей и поехали в город. А Раду, опираясь на дрожащую правую руку, встала.
Вставать не хотелось, тело, получив долгожданную передышку, требовало остаться лежать.
Было страшно заснуть там лицом в землю.
Словно сломанная кукла, постоянно оскальзываясь, Раду встала. Каждый шаг отдавался болью в животе, опоясывая до спины, но Раду, сжимая зубы, только ускорялась.
С холма спускалась почти бегом.
Здесь долину разграничивали низкие плетеные ограды: начинался выпас, уже заброшенный по осени. Пожухлая трава примялась и золотилась в сиянии закатного солнца. Модный вишневый оттенок жилета Лучана резко выделялся на этом фоне.