И тут мы оба поняли страшную правду.
После всего произошедшего это уже не должно было иметь значения. Я ведь сама насмехалась над Лаоном за то, что он так думает, хотя мои руки все еще пахли кровью и обращение Аркадии висело на волоске.
– Нет… этого не может быть, – покачала я головой. Голос срывался, как и сердце. Сплетенные пальцы закрыли рот, я пыталась удержать все в себе, затолкнуть обратно. – Получается, должен быть еще один гейс, который меня защищает. То есть мисс Давенпорт тоже говорила, что я – подменыш. Значит, она просто не знала. Она сказала, что все поняла, догадалась, что Бледная Королева знает и… и…
– Они привели тебя сюда не просто так. – Мрачное спокойствие Лаона пробилось сквозь мою панику. – Ужасная вещь – зеркала. Это сказала Саламандра. Мне показывают мой собственный грех.
– Нет, этого не может быть. – Я знала, что должна чувствовать отвращение, знала, что должна возненавидеть себя за свои грехи. Я все это знала, и мне хотелось думать, что оттого-то у меня и выворачивается желудок. Человеческий ужас от моих поступков. – Я – подменыш.
– Те двое, которых мы встретили на рынке, сказали, что мы на них похожи.
– Нет.
В горле у меня поднялась кислая волна, и я никак не могла ее проглотить. Из всего чистого, из всего настоящего уцелела лишь наша любовь, я за нее цеплялась изо всех сил, но вот и она ускользала.
– Я сказал: нет, мы не такие же. Но именно это они и имели в виду.
– Нет, – повторила я, и голос мой звучал уже слабее, так же слабо, как и мое сопротивление.
Мне вспоминались каждый наш поцелуй, каждая ласка, но теперь они были запятнаны новым и одновременно старым знанием. Оно заполонило разум, как мотыльки – библиотеку.
– Ты плачешь, – сказал Лаон.
Мои руки взметнулись к лицу. Оно было мокрым от слез и запачканным моими прикосновениями. Я смотрела на эту грязь с отстраненным удивлением, дыхание прерывалось, а сердце колотилось в груди огромным кулаком боли.
– Ты никогда не плачешь.
– Мне не нравится, что ты видишь, как я плачу, – ответила я.
– Подменыши не умеют плакать, – сказал он, – я как-то об этом читал. Вот почему церковь обычно говорила, что их следует колотить, ведь они будут смеяться над болью и не прольют ни слезинки…
– Нет, – я терла лицо промокшими рукавами.
– А чай, помнишь? Саламандра думала, что ты не станешь пить его с молоком.
– Это чепуха… – огрызнулась я, вспомнив, что молоко должно скисать рядом с подменышем. Поэтому-то мисс Давенпорт всегда сторонилась молока в чае.
– А после Саламандра замолчала. Она хотела нам что-то сказать.