Весна выдалась позитивисткой и чемпионкой — тепло пришло в Город раньше обычного срока.

Осень и зима приморозили не только землю, но и Катино тело, делая его второстепенным, помогая держать свои силы в узде, но теперь…

Даже сквозь дым и гарь она ощущала этот невыносимый запах весны, свежести, глупых надежд, необъяснимой тревоги, зарождающейся жизни и смерти, заявившейся в гости. Чувствовала, что реальность изрешечена тысячью дыр, и из каждой к ней неумолимо стекается СИЛА.

Ее сила стремительно росла вместе с тюльпанами, одуванчиками, новой травой…

И она боялась даже подумать, что будет, когда Вешние Русалии достигнут самого пика — цветения деревьев, цветения ржи.

Сможет ли она еще оставаться в Городе?

Останется ли еще к тому времени Город?

Меньше чем через час Дображанская уже стояла посреди кабинета Виктора Арнольдовича Бама и недоуменно разглядывала причину его беспокойства.

Стоило ей войти в салон, антиквар бросился к «дорогой и любимейшей посетительнице» и увлек ее к себе со словами:

— Вы мой ангел, спасение мое! Какое счастье, что вы пришли… только взгляните на эту картину!

— И что же в вашей картине такого страшного? — безрадостно спросила Екатерина Дображанская.

— Сами посмотрите, — со вздохом сказал Бам, показывая ей на страшный предмет.

Картина стояла у стены изнанкой наружу и походила на поставленного в угол ребенка.

Натянутый на подрамник холст обветшал и местами болтался серыми тряпочками. Само полотно изнутри зачем-то покрыли ровным слоем охровой краски. Дображанская перевернула картину лицом к себе.

Она была не очень большой — полотно метр на метр, заключенное в патриархальную, лишенную украшений широкую раму темного дерева.

Катя наклонилась, внимательно осмотрела холст. Он немного обтерся по краям. Подписи автора не было, только дата «9 мая». Вблизи мазки казались грубыми и некрасивыми, не складывающимися в цельное изображение…

Дображанская отошла на пару шагов и пожала плечами.

Типичный советский реализм. Дом, деревья, скамейки… ничего ужасающего. Скажем прямо, висевшее выше на стене полотно, изображавшее усеченную голову святого на серебряном блюде, казалось ей намного страшней.

— Смотрю и не вижу, — выдала заключение она. — Вы что-то видите?

— Я предпочитаю лишний раз не смотреть, — Виктор Арнольдович был совершенно серьезен. Хозяин антикварного салона «Модерн» стоял к помянутому полотну спиной и решительно не собирался оборачиваться.