В дверь деликатно стучат.

— Стрюков, — со вздохом констатирует Добровольский.

Догадка его верна. На пороге возникает ревизор. Он хорошо пообедал, наверное, побывал дома. Это видно по глазам, в которых, уравновешивая тревогу, гнездится сонная сытость.

Кромов переводит взгляд на узкий, похожий на неподнявшийся пирог, сугробик на карнизе окна. Сугробик еще не прослоился сажей, и от этого кажется каким-то чуждым, не городским.

Добровольский уставился на Кромова, покачал головой:

— И когда это ты все успел?!

— Сам в недоумении, — отшутился оперуполномоченный.

— Закуришь?! — достал пачку сигарет и предложил Добровольский.

— Воздержусь перед отпуском. Пока прокурор не уехал домой, зайди, он санкцию на арест обещал.

— Уговорил? — удивился Добровольский и, по опыту зная, что медлить в таких случаях не стоит, поспешил к прокурору, кивнув на бегу: — Дождись меня!

Кромов позвонил в дежурную часть:

— Это опять я. Супруга не разыскивает?

Забыв ответить на вопрос, дежурный радостно воскликнул:

— Кромов, выручай! Женщина через пути переходила, в районе виадука, какой-то негодяй сумочку у нее вырвал. Народ его в подъезд загнал, позвонили, а выехать некому… Ваши ребята в поезд сели, там «хулиганка» с применением ножа, сойдут только на ближайшей станции. Помощника я на ужин отпустил. Пришлось старшину отправлять, но ему, сам знаешь, не двадцать, а тот тип с ножом.

Выпалив столько слов сразу, дежурный вздохнул, замолчал выжидательно. Кромов покосился на часы:

— Жена у меня на чемоданах сидит. Самолет скоро.

Он знал, что все равно сейчас сорвется с места, и сказал это лишь для того, чтобы немного прийти в себя, отвлечься от навязчивых догадок о содержании и тоне высказываний жены, если они опоздают на самолет.

— Это недалеко от прокуратуры. Тебе два шага! — с мольбой произнес дежурный.

— Давай адрес.