Клаудия встряхнула головой, словно у нее были мокрые волосы, но не ответила.

– Вы собирались высказать ему свои подозрения? – вернулся к прежней теме Корсо.

– Я хотела ознакомить его со своими материалами. И объяснить, что для него единственный шанс – признаться.

– В кафе?

– Так надежнее всего – очная ставка при свидетелях.

Корсо не попросил показать доказательства, они и так вскоре окажутся у него перед глазами.

– Вы бы закончили, как Перес, на зачуханной улочке с перерезанным горлом, – продолжил он.

– Я умею постоять за себя.

Клаудия Мюллер наконец села. Зато поднялся Корсо и в свою очередь встал у окна. Смотреть там было не на что, кроме глухой стены больницы Кошен. Вот уже год он подумывал о переезде…

Обернувшись, он посмотрел на женщину, которая что-то обдумывала, забившись в его кресло. Сейчас она показалась ему маленькой засранкой, для которой мир преступлений был всего лишь плодородной почвой для карьеры. Плевать ей было и на жертв, и на настоящего виновника, и даже на Собески – она просто хотела выиграть, увидеть свое имя в газетах, заполучить новых клиентов и заколотить еще больше бабла.

– Еще не слишком поздно, – сказал он, засунув руки в карманы. – Мертвый или живой, Альфонсо Перес остается прекрасной альтернативой виновности Собески. Его исчезновение не помешает вам обвинить его.

Она покачала головой – он понял, что у нее действительно влажные волосы. На улице, вероятно, шел дождь, но кровавые перипетии нынешней ночи на некоторое время отрезали его от внешнего мира.

– Мудак чертов, – проговорила она сквозь стиснутые зубы, – можно подумать, ты никогда не изучал право! Ты что, не знаешь: нельзя обвинять покойника? Процессуальные действия останавливаются вместе с сердцем.

– Но ведь ваша цель – оправдать Собески, так?

– Я не хочу, чтобы Собески оправдали в силу остающихся сомнений. Я хочу, чтобы с него были сняты все подозрения. Я хочу, чтобы правда выплыла на божий свет!

Возможно, Клаудии уготовано более высокое призвание. Возможно, она воспринимала каждое свое дело как крестовый поход. Или же – как он и подумал с самого начала – она по уши втюрилась в беззубого художника, которому нравилось, чтобы его трахали в задницу.

– Я выступлю в качестве свидетеля, – сказал он, подходя ближе. – И все расскажу. Нападение на меня – это доказательство его виновности.

– Ты решительно ничего не понимаешь. Мертвые не могут ответить на обвинения, и в силу этого их виновность не бывает полностью установленной. Дело никогда не будет завершено.

Этой идеалистке в конечном счете не хватало опыта: сколько незавершенных дел прошло перед его глазами? Таков был ход вещей, основа основ правосудия. В ней полно пробелов, компромиссов, залатанных дыр.