Клаудия Мюллер ничего не смогла противопоставить обвинительным речам Ружмона и Софи Злитан. Что бы она ни говорила, у присяжных в глазах стояли кровавые имена на картинах. Она еще раз упомянула обо всех алиби своего клиента, постаралась обвинить Корсо в предвзятости, сделала попытку переложить вину на Альфонсо Переса, чей труп до сих пор не идентифицировали, но все было впустую. Это как в кастинге: после выдающегося выступления остальные, несмотря на свои достоинства, выглядят бледно.

Присяжные совещались всего пару часов. Никто не мог объяснить, каким образом этот самозванец смог обзавестись подобными алиби, но перевесило стойкое впечатление от самой его личности: Собески выглядел как убийца, он уже убивал, а его подпольная мастерская слишком уж походила на убежище психопата, который ночами пытает девушек.

Что же до его картин…

Присяжные, судьи, публика, пресса – вся Франция целиком – испытали одинаковое отвращение и были единодушны. Этот безумный процесс, эта мерзкая морда, этот обманщик-провокатор – все всплыло на поверхность, как разлагающийся труп, когда Ружмон погрузил зал в темноту и выявил имена загадочных жертв, – вот как раз этого кровопийцу все и осудили.

Когда объявили приговор, Филипп Собески с воплями кинулся на стеклянные стены клетки, а Клаудия Мюллер осела в своем кресле. Корсо даже почти расстроился. Две мрачные личности, такие самоуверенные и чванливые – и вдруг разбитые и побежденные, – в этом был определенный пафос.

Его самого процесс вымотал. Он не слышал гула голосов, не видел лихорадочной суеты журналистов вокруг адвокатов и судей. Он вышел привычным путем, через вестибюль Арле. Он даже не стал искать Клаудию Мюллер – не знал, что ей сказать. Процесс пропустил их через такую лихорадку, через столько разных истин и миров…

Правосудие в очередной раз продемонстрировало свою суетность и относительность. Действительно ли Собески виновен? Корсо еще не успел сесть в машину, как его одолели сомнения. Кровавые подписи вроде бы окончательно изобличали обвиняемого, но в конечном счете они не ставили под сомнение остальные факты. Такие, как все алиби Собески, версия про подставу, возможная виновность Альфонсо Переса, который попутно пытался убить его самого…

Еще одно дело, которое, как бы оно ни выглядело, закончилось ничем, без единого убедительного доказательства. Он так включился в эту историю, что понадеялся хоть единственный раз на ясный и очевидный финал. И это без учета естественной склонности каждого действующего лица – обвиняемых, свидетелей, адвокатов, судей, присяжных – пустить по ветру малейшую очевидность, мудрствовать по любому поводу, оспаривать каждый факт кучей намеков…