Когда они ехали по окружной, Бомпар спросила:

– Ты знаешь, что Ахмед Зарауи вышел на свободу?

– Кто?

– Ахмед Зарауи. Главарь банды из квартала Пикассо.

В долю секунды, словно сработала вспышка, Корсо снова увидел, как ползет по вентиляционным ходам над мечетью, потом – как они скатываются на паркинг и он начинает палить по Мехди Зарауи, брату Ахмеда. Вообще-то, работая в управлении по наркотикам, он должен бы знать об освобождении такого деятеля.

– Ну и что? – просто спросил он.

– Тебе следовало бы поостеречься.

– Почему?

– Не прикидывайся мудаком, – отрезала Бомпар, не отрывая глаз от дороги. – Я положила на это дело с прибором, но сам прибор остался в том же месте, откуда рос.

При желании «крестная» Катрин могла изъясняться с редкой элегантностью.

– А мне по хрену, – бросил он, не меняя общей стилистики беседы.

– Вот тут ты не прав. Нет никого мстительней этих гребаных арабов. Ламбер уже обосрался.

Коп из наркоотдела, соучастник Корсо в той байде, имел все основания нервничать: официально именно он прикончил братишку главаря.

Автострада была уныла до слез – или до блевотины, зависит от настроения. Какой там Париж с его изяществом и сиянием – бетонный пейзаж, серой пустыней расстилавшийся до туманного горизонта. Несмотря на эту картину, Корсо был счастлив, что едет в исправительное заведение вместе с Катрин Бомпар. Маленькая семья отправляется на кладбище в День Всех Святых.

Стоило им выйти из машины, как на них обрушились потоки воды. Пока они бегом добирались до первой проходной, Бомпар решила высказать свое мнение о Собески:

– Это самоубийство закрывает дело. Больше нет сомнений в его виновности.

– Да что ты?

– У тебя есть другие соображения?

Они укрылись под навесом крыльца и позвонили, как Красная Шапочка у домика бабушки.

– Прямо обратные, – заявил Корсо. – Возможно, он покончил с собой, потому что не вынес несправедливости, жертвой которой стал.