Чистый манхэттенский выговор. Ее голос подтолкнул меня к догадке.

– Синтия Мэттис? – спросила я. – Литературный агент Эндрю Томаса?

Лицо я узнала по фото в блоге.

– Да. А вы?

– Мы несколько дней назад общались по телефону. Я Джек Дэниэлс.

Ее глаза чуть заметно расширились.

– Очно вы не так приятны, – произнесла она.

Уж помолчала бы. У самой в блоге фотка как минимум двадцатилетней давности.

– Ну да. Не накрашена, не причесана. Да и… – я похлопала себя по пузу-арбузу, – еще и беременна немножко.

– Он сейчас нас слушает, – сказала вполголоса Синтия.

Я кивнула: у нее на ухе тоже был наушник.

Потеки косметики у нее на лице напоминали древние русла рек. Если она до этого и истерила (судя по всему, да), то сейчас, похоже, собрала волю в кулак, настроившись на нечто. Была в ней жесткость, явно превосходящая своей интенсивностью переговоры по изданию книжек. Интересно, как долго Лютер продержал ее здесь на ошейнике, готовя к мысли об убийстве. Часы? Сутки? Судя по виду, намокла и продрогла она изрядно.

Ее глаза скользнули на нож, затем опять на меня.

– Хочу быть с вами откровенной, милочка… Могу я звать вас Джек?

– Конечно.

Она стояла в трех метрах от меня, переминаясь с ноги на ногу, как в ожидании теннисной подачи.

– Он ведь меня убьет, Джек. Если я не убью вас.

– Каким образом?

У себя на шее она тронула одну деталь, на которую я как-то не обратила внимания. Ошейник – уменьшенная версия того, что висел на медведе.

– Здесь в ожидании я провела уже долгое время, прокручивая все в уме. Он не сказал мне, что это будете именно вы, но знаете что?