Пациенты все как один, застыв, уставились на нас. У Пьера и Шарлотте был встревоженный вид, Лидия посмотрела на нас и снова повернулась спиной. От группы исходило странное возбуждение. Перед Лидией стояли Сибель и Юсси. Сибель открыла рот, и казалось, что ее глаза полны слез.

Марек поднялся и отряхнул штаны.

Я отметил, что Эва Блау еще не пришла, подошел к штативу и стал готовить камеру. Проверил панорамный план, сделал картинку покрупнее и через наушники проверил микрофон. В линзе камеры я увидел, как Лидия улыбается Шарлотте и радостно восклицает:

– Точно! С детьми всегда так! Мой Каспер ни о чем другом не говорит – все Человек-паук да Человек-паук.

– Я вижу, по нему сейчас все с ума сходят, – улыбнулась Шарлотте.

– У Каспера нет папы, так что Человек-паук – это, наверное, его представление о мужчине. – Лидия рассмеялась так, что у меня загудело в наушниках. – Но нам с ним неплохо, – продолжала она. – Мы часто шутим, хотя в последнее время, бывало, ссорились – Каспер как будто ревнует. Норовит испортить мои вещи, не хочет, чтобы я говорила по телефону, бросил мою любимую книгу в унитаз, кричит всякое… По-моему, что-то случилось, но он не хочет рассказывать.

На лице Шарлотте мелькнула тревога, Юсси что-то хрипло проворчал; я увидел, как Марек нетерпеливо машет Пьеру.

Закончив с камерой, я пошел к своему стулу и сел. Через несколько минут все заняли свои места.

– Продолжаем, как в прошлый раз, – объявил я и улыбнулся.

– Моя очередь, – спокойно сказал Юсси и стал рассказывать о своем “вороньем замке” – родительском доме в Доротеа, на юге Лапландии. Огромные территории возле Сутме, где саамы жили в чумах вплоть до семидесятых годов. – Я живу возле Юпчарнен, – рассказывал Юсси. – Последний отрезок пути идет по старой лесовозной дороге. Летом ребята ходят туда купаться. Они думают, что Неккен – это здорово.

– Неккен? – переспросил я.

– Люди видели, как он сидит на берегу Юпчарнен и играет на скрипке. Триста лет, а то и больше.

– А вы видели?

– Не-ет, – широко улыбнулся он.

– Что же ты делаешь в лесу целый год? – усмехнулся Пьер.

– Покупаю старые машины и автобусы, чиню их и продаю. Наш участок похож на свалку металлолома.

– Дом большой? – спросила Лидия.

– Нет. Он зеленый… Папа как-то летом перекрасил нашу развалюху. Дом стал странного светло-зеленого цвета. Не знаю, о чем отец думал. Наверное, кто-нибудь дал ему краску.

Юсси замолчал, и Лидия улыбнулась ему.

Сегодня погрузить группу в расслабленное состояние оказалось нелегко. Вероятно, дело было во мне – я был рассеянным из-за Майи или беспокоился из-за того, что слишком эмоционально отреагировал на провокацию Марека. Но я вообразил, будто в группе происходит что-то, о чем я не знаю. Понадобилось несколько раз опуститься на глубину и снова подняться, прежде чем я почувствовал, как все мы, словно тяжелые овальные грузила, падаем в бездну.