Симоне пробрала дрожь, головная боль тяжело ударила в виски. Она плотнее запахнула на себе кофту. Кеннет вдруг тихо застонал во сне.

– Папа, – позвала Симоне, как маленькая девочка.

Он открыл глаза – мутные, как у не до конца проснувшегося человека. Один белок залит кровью.

– Папа, это я, – сказала Симоне. – Ну как ты?

Его взгляд бродил где-то возле нее. Симоне вдруг испугалась, что он ослеп.

– Сиксан?

– Я здесь, папа.

Она осторожно села рядом и взяла его за руку. Его глаза снова закрылись, брови напряженно сдвинулись, словно от боли.

– Пап, как ты? – тихо спросила Симоне.

Он попытался погладить ее по руке, но у него не очень получилось.

– Скоро встану на ноги, – прохрипел он. – Не волнуйся.

Стало тихо. Симоне пыталась отогнать мысли, одолеть головную боль, пыталась прогнать нарастающую тревогу. Она не знала, можно ли расспрашивать отца в его нынешнем состоянии, но страх заставил ее тихо спросить:

– Папа, помнишь, о чем мы говорили перед тем, как ты попал под машину?

Кеннет устало покосился на нее и покачал головой.

– Ты сказал, что Вайлорд где-то есть. Ты говорил о море, помнишь? Ты сказал, что поедешь к морю.

Глаза Кеннета снова блеснули, он хотел сесть, но со стоном опустился на подушку.

– Папа, расскажи мне, я должна знать: где-то – это где? Кто такой Вайлорд? Кто это?

У Кеннета задрожал подбородок, но он прошептал:

– Ребенок… это… ребенок…

– Что?