Девушка подвинула в его сторону кружку с кофе.

— Какие-нибудь вопросы?

Шацкий отпил кофе. Черный, крепкий и просто замечательный. Такой кофе он мог бы пить каждый день. Он задумался над тем, а что его собеседница только что сказала. При всей своей исключительности Виктория Сендровская не была свободна от типичной для преступников мегаломании. Она перебирала ножками, словно дошкольница, желая того, чтобы все восхищались ее хитроумием.

— Нет, — ответил Шацкий. — Все ответы я уже знаю. Хочу лишь забрать дочку и вернуться домой.

— Ты гляди, какой способный прокурор. И что же это за ответы?

Блииин, как же ему этого не хотелось. Но он заставил себя, думая о том, что если удовлетворит эго этой сумасшедшей девицы, все дело закончится лучше, чем он предполагает.

— А можно сокращенную версию? Родилась ты Марианной Найман, проживала, — Шацкий обвел рукой помещение, — в этой прелестной избушке лесника из рассказа ужасов с родителями и младшим братом. Наверняка ты была жертвой домашнего насилия или приставаний, но, возможно, лишь свидетелем того, что происходило с матерью. Десять лет назад случился пожар. Твоя мать погибла, маленький братик умер вскоре после того в психиатрической лечебнице, у тебя же в голове что-то перещелкнуло. Способный, милый ребенок, тебя быстро удочерила семья Сендровских, которые или не заметили, или же не желали замечать твоего изъяна. Я не знаю, почему у твоего отца отобрали родительские права, до материалов дела в суде по вопросам семьи я не добрался, только до бумаг в ЗАГС. Приемному ребенку приемные родители обеспечили, из того, что я видел и слышал, прекрасные условия развития, благодаря чему ты выросла умной и красивой женщиной. Вот только эту умную и красивую женщину все время подтачивала жажда мести. В особенности, мести отцу и виновным в насилии вообще. Ты дождалась своего восемнадцатого дня рождения, ведь только тогда ты могла ознакомиться с материалами дела об удочерении, равно как и с материалами лишения твоего отца родительских прав.

— Вы меня не дооцениваете. Эти материалы у меня уже три года.

Шацкий ужасно устал, тем не менее, в его прокурорской голове прозвенел зуммер детектора лжи. Что-то здесь было не так. Он понятия не имел: что, но тогда в первый раз подумал о том, что неправильно объединил факты. К сожалению, совершенно обессиленный, он не мог проследить за этой мыслью.

— До восемнадцати лет я ожидала, потому что мне это казалось символичным, опять же, я следила за ним. Я допускала мысль, что он, все-таки, изменился, и что он обеспечит маленькому Петру то, чего не было у Павла.