— Ну да, маленький Петр. — Шацкий не позволял ей драматически развернуть мысль, поскольку желал завершить это резюме как можно скорее. — Ты подружилась с семейством Найманов, прежде всего, с маленьким Петром, возможно, даже работала в качестве няни. Что бы там не думали, очень безопасное решение. Найман все время в разъездах, его жене нужен был кто-то, чтобы помогать. С отцом ты разминалась, вполне возможно, что лицом к лицу не встречалась до самого последнего момента.

Виктория подтвердила это жестом.

— А пацан тебя полюбил. Это понятно, ведь ты относилась к нему, как к брату, которым по сути своей он и был. Я предполагаю, что однажды, то ли перед самым похищением, то ли сразу же после него, ты рассказала Монике Найман свою печальную историю. Она тебе поверила и пальцем о палец не ударила в отношении судьбы собственного супруга. С одной стороны, возможно, она и сама уже знала, что Найман за человек, ее сын во время допроса рассказал о том, как ее отсылали на чердак в рамках супружеского наказания. С другой же стороны, есть тебе нечто такое, что люди тебе верят, что желают тебя слушать. Скорее всего, это семейное. Правда, Виктория?

Та кивнула, принимая комплимент с улыбкой.

— После чего ты растворила папашу в натриевой щелочи и представила нам изящный реквизит из костей его самого и других виновных в насилии, подбрасывая его в городе. Интересно, что с самого начала я руководствовался тем, что подземный туннель ведет в больницу, мне казалось, что решение именно здесь. Знание анатомии и так далее. Тем временем, второй конец вел в общежитие.

— А что может быть более естественно, чем восемнадцатилетняя девушка в студенческом общежитии, разве нет? — дополнила с усмешкой Виктория.

— Вот именно. К сожалению, только сейчас для меня все это высветилось со всеми подробностями. И это, собственно, уже и все. Вот уже несколько дней я подозреваю, что все это было подготовкой к чему-то по-настоящему крупному. Я и моя дочка являемся частью этого плана, я, наверняка, должен быть наказан в качестве символа некомпетентного и бесчувственного аппарата справедливости. Извини, что я это говорю, понимаю, что ты действуешь в доброй вере. Но вот слышишь ли ты, насколько странным все это является? Не слишком ли ты умная для такого водевиля?

Та царственным жестом откинула волосы за спину.

— Да, именно так я и представляю себе правосудие, — сказала Виктория. — Ответы, вроде как бы и верные, только все это сухое, лишенное эмоций, никакое.

Шацкий пожал плечами. Он подумал, что если еще раз повторит этот жест, то до конца жизни это у него будет нечто вроде тика. Не то, чтобы он планировал дожить до ста лет, пока что даже сорок пятый день рождения, казался ему недостижимым. Вот только новое заболевание под самый финал? Бессмысленная ирония судьбы.