— Он тебе об этом сказал?

— Нет, я сама поняла. И стала смотреть на него по-другому. Не как на мужчину, который подобрал меня с панели и позволил начать новую жизнь. Спасителя в сверкающих доспехах. Гюнтер перешел в стан врага. Превратился…

— В фотографию из альбома пропащей жизни Бригитты?

— Эви, — проговорила она с презрением. — Эви и снова Эви. Но она была мертва. Мертва, похоронена. Эту говнюшку закопали на три метра в землю. Вместе с паскудой Куртом, который ее у меня увел. Но даже мертвая, она продолжала меня мучить. Представляешь? Просто какое-то проклятие. Гюнтер все твердил, как несправедливо то, что случилось. Часами рассуждал, кто мог их убить, и как, и когда, и… на хрен! — завопила она. — На хрен! Оставался один способ привязать Гюнтера к себе.

— Споить его.

Бригитта кивнула.

Ярость на ее лице сменилась отчаянием.

Она закрыла лицо руками:

— Бог никогда мне этого не простит, правда, Сэлинджер?

— Ты никого не убивала.

Я слушал глухие рыдания Бригитты; краска с ее лица стекала на подбородок. Я закурил, чувствуя, как ломит затылок.

И вдруг до меня дошло, что я делаю. Я осознал, что, используя демона, завладевшего ею, заставляю сломленную женщину выставлять напоказ ее боль. Я увидел вещи в их истинном свете, по крайней мере, на несколько мгновений. Клара в больнице, а я, вместо того чтобы находиться рядом с ней и с моей женой, терзаю одну из жертв этой скверной истории. Именно так: терзаю.

Полный отвращения к себе, я погасил сигарету и подошел к дивану.

Погладил Бригитту по голове. Отобрал у нее бутылку.

Она этого даже не заметила. Все плакала, плакала и скулила, как раненое животное. Я грохнул бутылку о стену. Она разбилась на тысячу осколков, которые разлетелись по всей комнате.

Бригитта подняла на меня взгляд.

— Прости, — вырвалось у меня.

— Я это заслужила.

Мне неудержимо захотелось ее обнять. Она, наверное, заметила это и покачала головой.

— Не надо меня утешать, Сэлинджер.