— Дело в том, что…

Бригитта кивнула:

— У тебя по глазам видно. Ты в ярости. Почему?

— Моя дочь. Моя жена. — Я задергал руками, осознав, что не в состоянии выразить в словах смятение, царившее в моей голове. — Эта история, — произнес я наконец. — Я…

Язык не слушался меня.

— Я не шлюха, Сэлинджер. Не в том смысле, какой ты подразумеваешь.

Я уставился на нее в недоумении.

Бригитта указала на входную дверь.

— Манфред. Мы не любовники.

— Я видел, как он приходил сюда. И подумал…

— Плохо подумал.

— Я не мог понять, откуда у тебя деньги, чтобы…

— …чтобы пить? — печально заключила Бригитта.

— Чтобы оплачивать коммунальные услуги, — поправил я. — Я плохо подумал о тебе.

Бригитта заговорила не сразу. Обвела взглядом комнату. Откинулась на спинку дивана, пригладила волосы.

— Бойня на Блеттербахе, Сэлинджер, — сказала она наконец. — О чем, по сути, повествует история бойни на Блеттербахе?

— Об убийстве, — ответил я.

— Придумай чего получше, Сэлинджер.

— Об Эви, Маркусе и Курте?

— Неверно. О чувстве вины. Моем. Манфреда. Ты знал, что при жизни Гюнтера они с братом совсем не общались?