Я обернулся к доктору, который уставился в пол и подергивал бородку под нижней губой.

– Но это же не сработало, – пробурчал он.

– В итоге – нет, – констатировал Маркус. – Присяжные выдержали его давление и подтвердили предыдущий вердикт о вменяемости. Но, главное, он устроил напряженное состязание из того, что поначалу казалось простым и ясным вынесением приговора умалишенному.

Доктор откинулся в кресле и вздохнул.

– Неуместные методы, – тихо заключил он. – Но не могу сказать, что не одобряю его цель.

– Может, в том случае это и верно, – отозвался Маркус. – Но если я не ошибаюсь насчет того, что́ он попытается вытворить здесь, вы, возможно, измените свое мнение, доктор.

– Да, – вымолвил Крайцлер, чуть улыбаясь. – Полагаю, вы правы, Маркус.

– Я не понимаю, – проворчал Люциус. – Что ему пробовать здесь? То есть он, конечно, может отыскать судебных экспертов, которые оспорят наши изыскания и, может, даже личных знакомых миссис Хатч, которые отвергнут нашу интерпретацию ее мотивов. Но как же Клара? Что ему противопоставить очевидице?

– Нападки на человека, который стоит за ней, – заметил Маркус, не отрывая глаз от доктора. – Или по крайней мере на человека, которого он выставит как стоящего за ней.

– Да, – воскликнул мистер Пиктон. – Я начинаю понимать вашу точку зрения, детектив. И мы не можем полагаться лишь на показания Клары, чтобы отразить сию атаку. Маленькие дети – особенно когда они слабы, как Клара, – не самые надежные свидетели. Их слишком просто запугать или ввести в заблуждение. Вот почему доктору так важно продолжать с ней работать – чтобы она научилась давать подробные объяснения своей истории, которые не развалятся при первом же наступлении защиты.

– Дело в том, – продолжил Маркус, – что роли наши во время этого процесса весьма странным, но, возможно, губительным образом поменяются: Дэрроу примется отстаивать обратное, зная, что никто не желает верить в наши слова о Либби Хатч, а нам придется защищать свои соображения.