– Однако я должен добавить, что в настоящее время не являюсь действующим директором Института в связи с судебным расследованием дел в нем, начатым после самоубийства недавно поступившего к нам мальчика.

Расстроенный тем, что шанс лично вытрясти эти сведения из доктора ускользнул, мистер Дэрроу спросил:

– Фактически вам было приказано не возвращаться в Институт в течение шестидесяти дней, верно?

– Да. Подобное решение – не редкость для суда с учетом имеющихся обстоятельств. Оно позволяет более свободно и эффективно расследовать, что же вынудило мальчика лишить себя жизни.

– И следствию уже удалось обнаружить какие-либо ответы на вопрос, почему мальчик лишил себя жизни?

Доктор почти незаметно опустил глаза:

– Нет. Не удалось.

– Это, должно быть, особенно разочаровывает человека, большую часть жизни старающегося помогать детям.

– Вряд ли разочаровывает. Озадачивает, это верно. И тревожит.

– Ну, я не алиенист, доктор, – изрек мистер Дэрроу, подойдя к присяжным. – Но, на мой взгляд, озадаченность и тревога вместе как раз без особого труда могут составить разочарование. Вы не согласны?

Доктор пожал плечами:

– Возможно.

– А человек, разочарованный в одной области, вероятно, захочет найти удовлетворение в другой – по крайней мере, так всегда казалось мне. – Вернувшись к своему столу, мистер Дэрроу взял с него книгу. – Скажите – вы знаете доктора Адольфа Майера56?

Доктор кивнул:

– Конечно. Он мой коллега. И друг.

– Похоже, дети тоже представляют для него особый интерес, судя по его работам.

Доктор безмолвно кивнул.

– Полагаю, вы читали, что он пишет о детях с, как он выражается, «болезненным воображением»?

Доктор снова кивнул, и мистер Дэрроу осведомился:

– Может, вы расскажете присяжным, что означает этот термин?