– Да, подозревал.
– Понимаю. Итак, вы приезжаете в Боллстон-Спа, проводите каждый час бодрствования с девочкой, которая за три года ни слова не сказала ни единой душе, используете все возможные трюки и приемы вашей профессии…
– Я не использую трюков, – бросил доктор, начиная выходить из себя. Но мистер Дэрроу не остановился:
– … чтобы эта девочка понадеялась на вас и поверила, что вы стараетесь помочь ей, тогда как сами вы все время подозревали, что стреляла в нее на самом деле ее же мать. И вы искренне просите нас поверить, что ни одно из ваших подозрений никак не выдало себя при занятиях с этим ребенком, ни разу за эти десять дней?
Доктор напряг челюсть с такой силой, что его следующие слова едва можно было разобрать:
– Я не
Но мистер Дэрроу вновь игнорировал его высказывание.
– Доктор, свое психическое состояние после потери Пола Макферсона вы описали нам как «озадаченное» и «встревоженное». Будет ли справедливо сказать, что вы до сих пор озадачены и встревожены по этому поводу?
– Да.
– Озадачены, встревожены – и потенциально дискредитированы в глазах коллег, полагаю, если расследование покажет, что смерть Пола Макферсона была вызвана тем, что он не получил необходимого ему количества заботы и времени у вас в Институте. Ведь, как вы говорите, вы не смогли уделить этому мальчику «безраздельного внимания». И его не стало. И тогда вы приезжаете сюда, преисполненный вины за мертвого ребенка и подозрений относительно обвиняемой. И вдруг встречаете маленькую девочку, которой
– Я ничего не создавал! – возразил доктор, безотчетно хватаясь за свою левую руку.
– Вы так уверены, доктор? – уточнил мистер Дэрроу, повышая голос. – Вы уверены, что не