– Хорошо, продолжайте.

– Я отдал сверток Марии. Ни о чем не расспрашивал, потому как не мое это дело. Вот так, господин следователь.

– Вы думаете, мадам Ауниц могла передать Марии колье? – спросил Мериме, все это время куривший трубку и внимательно слушавший лесничего.

– Почему нет? – Никифор пожал плечами. – Раз они были знакомы.

– Но такой дорогой подарок… – я посмотрел на Мериме. – Разве что в качестве платы?

– За что, господин Инсаров? – спросил Бродков.

– Не знаю. Мадам Ауниц никогда вас не просила оказать ей какую-нибудь услугу? Тайно?

Лесник покачал головой и ответил:

– Кроме как передать этот сверток – никогда.

– Понятно. А почему вы скрывали это?

– Боялся. Я ведь уже сказал. Думал, вы меня притянете к этому убийству.

– Ладно. Это важные сведения. Впредь вы не должны ничего скрывать.

– Да, господин Инсаров, я понимаю. – Бродков постарался изобразить раскаяние, но вышло это у него не очень убедительно.

– Как мадам Ауниц узнала, что Мария в Кленовой роще? – спросил я. – Она ведь почти не выходила из дома, верно?

– Вообще не покидала усадьбу, насколько я знаю, – подтвердил лесничий. – Я упоминал при ней о Марии. Помню, однажды она спросила: «Как вы сказали, Никифор? Мария Журавкина?» Я ответил, что именно так, и поинтересовался, почему она спрашивает. Мадам тогда мне ничего не сказала, но задумалась.

– Вам показалось, что ей знакомы имя и фамилия Марии Журавкиной?

Бродков кивнул.

– И вы не знаете, почему?

Лесник покачал головой.

– Увы.