Мы поднялись на крыльцо и вошли в дом. Я сразу почувствовал запах яблок. Он стал гораздо сильнее.

– Кажется, вы что-то готовите.

Лесков разразился ругательствами и умчался, нелепо подергиваясь на ходу. Стук его сапог замер в глубине дома.

– Да-а-а, – протянул Армилов, осматриваясь. – Кажется, мы напрасно побеспокоили эту семью.

– Вовсе нет. По крайней мере, выяснили, что у Журавкиной не было романа с Павлом Лесковым, – возразил Мериме.

Полицмейстер хмыкнул.

Я подошел к окну и выглянул во двор. Там было темно. Только холодный свет месяца лежал на земле бледными бесформенными пятнами. Я вдруг испытал безотчетный страх – мне мучительно захотелось бросить все и уехать из Кленовой рощи. Не могу объяснить это иначе, как предчувствием. Только через минуту я смог взять себя в руки. Страх ушел, но липкое чувство тревоги осталось. Я заставил себя оторвать взгляд от очертаний хозяйственных построек и деревьев, высившихся дальше.

В этот момент вернулся, громко причитая, Лесков. Оказалось, жена его не уследила за яблочным пирогом.

«Должно быть, подслушивала наш разговор», – подумал я.

Хозяин проводил нас в большую комнату, где мы и расположились на лавках, крытых домоткаными ковриками.

– Позвольте спросить вас о соседе, – сказал я.

– Каком, ваше благородие?

– Евгении Рудлове. Вы с ним знакомы?

– А то как же.

– Что можете о нем сказать?

Лесков пожал плечами.

– Ума не приложу, что вы хотите знать, ваше благородие.

– Какой образ жизни он ведет? Ходят ли к нему гости. Друзья, женщины.

– Да, ваше благородие, у него бывает много гостей, он ведь газетчик. Но женщину я видел только однажды.

– Вы ее знаете?