Саша засмеялась.

— Теперь я понимаю, почему ты решила помочь мне. Это была не жалость, а, скорее, злость на патриархат. Ты увидела во мне сестру и жертву трагедии телесной замороженности.

— Думай, что хочешь. Но, оказав тебе помощь, я сразу почувствовала себя лучше, — призналась Романовская. — Конечно же я не знала, что это такая история.

— Какая?

Они сели.

— Калибр покрупнее будет, чем мой целибат и борьба за власть в маленьком городке.

— Малый или большой, — Саша подняла стакан, как для тоста, — феминисткам на погибель!

Романовская нахмурила бровь.

— У меня традиционные взгляды, — пояснила Саша и рассмеялась. — А именно: мужчина нужен, чтобы носить чемоданы и поддерживать женщину морально. Чтобы не упала. И это вовсе не значит, что я позволю унизить себя ради так называемой любви. Лучше уж быть одной. Так, как ты.

Повисла тишина. Романовская попробовала сделать глоток чаю, но он был еще слишком горячий.

— Когда я начинала службу в хайнувском участке, мне поручали только бумажную работу, — начала она. — Я занималась, в основном, исчезновениями. В те времена никто не пропадал без ведома службы безопасности. Если уж кто-нибудь исчезал, то, обычно, их стараниями. Контора находилась в том частном детском саду, на перекрестке. Много лет начальником у них был Адам Гавел. Сейчас он староста нашего повета. Помню, в тот день лил сильный дождь. В участок, вся промокшая, вошла красивая женщина в бордовом виниловом плаще и брюках из домотканого полотна. Когда она сняла импортный шелковый платок, я увидела, что ее волосы уложены в изящный пучок. Ни до того, ни после я не видела ничего подобного. У нее на голове была словно корона из переплетенных змей. Не знаю, какой длины и густоты должны быть волосы, чтобы из них получилось такое, но это мне запомнилось лучше всего. Также как и цвет — глубокий черный. Такой же, как у Ивоны. Это была некая Дуня Ожеховская, жена директора пилорамы и, что было всем известно, человека Гавела. Петр тогда был на пилораме молодым инженером, который внедрял современные методы обработки, совершенствовал производство. Любимчик партийцев, бывший секретарь Союза социалистической польской молодежи, активист, умеющий заслужить уважение как старших, так и младших товарищей. Его всячески продвигали и поддерживали, но народ ему не верил. Дядя сказал мне, что все абсолютно ясно: если с таким хорошим дипломом сельхозакадемии Бондарук вернулся в Хайнувку, а мог бы остаться в Варшаве или выбрать место по желанию, у него наверняка была рука в ЦК Польской объединенной рабочей партии или он был прислан с определенной миссией.