— В чем было отличие от нормы?

— У нее наблюдался этот же тип психоза. Но, увы, мы не успели ее диагностировать.

— Нашла коса на камень? — улыбнулся Доман.

— Можно и так сказать. — Докторша пожала плечами. — Хотя это сильно упрощенное определение. И у женщин это встречается намного реже. Я бы советовала вам почитать дело. Если, конечно, время позволяет.

— Скорее, нет. Старая история интересует меня исключительно косвенно.

— Я так и поняла.

Полицейский дал знак коллеге. Молодой сотрудник встал, бросил равнодушный взгляд на допрашиваемую женщину. Прус обеспокоенно наблюдала за ними. Они не произнесли ни слова, но она кожей чувствовала напряжение. Что означают их взгляды? У нее начал дергаться левый глаз, и как-либо повлиять на это было невозможно. К счастью, она была в очках, поэтому надеялась, что никто не заметит ее состояния. Магдалене хотелось знать, сколько еще продлится этот допрос.

— С молоком, сахаром или черный? — прервал молчание Доман.

— Черный, — ответила она и с облегчением вздохнула.

Прус указала на стопку документов. На самом верху лежала фотография предпринимателя, сделанная сразу после задержания. Несмотря на возраст, Петр Бондарук все еще был привлекателен. Волосы, правда, приобрели уже цвет соли с перцем, но сохранился овал лица с очень выразительной челюстью, словно именно с нее скульптор начал работу над его изображением. Внимательные настороженные глаза выдавали харизму борца. Магдалена отлично помнила тот эффект, который произвела на нее его внешность при первой встрече. Тогда она пошутила по поводу его неподвижного взгляда саламандры или — еще точнее — аллигатора, выныривающего на поверхность. Он вызывал дрожь, если даже не ужас у более чувствительных людей. В нем не было ничего от меланхолического обаяния романтиков, которых обычно обожают женщины. Она рассчитывала, что его это рассмешит, но у него не дрогнула ни одна мышца. Бондарук очень хорошо понимал, что пока еще не может позволить себе расслабиться, потому что докторша внимательно следит за каждой его гримасой. Это была неправда. Просто она уже тогда начинала влюбляться в него, хотя ни за что бы в этом не призналась. Сегодня она хотела рассказать об этом полицейскому. Надо же как-то отвлечь его внимание. Следует только дождаться подходящего момента.

— Он явно отдавал себе отчет в собственной слабости, — продолжала она. — Это было для нас непривычно. Знаете, как это бывает у зависимых. Они все отрицают, утверждают, что контролируют алкоголь, азарт, покупки. Отелло же должен, по идее, утверждать, что чувство ревности ему чуждо, то, что мы ему приписываем, — абсолютный бред, сказки; и к тому же доводить до совершенства механизмы маскировки. Он же понимал, что болен, открыто это заявлял. Называл себя психопатом, асоциальным типом, которого надо лечить. Он твердил, что нездоровая ревность съедает его, подобно опухоли. И сам просил помощи.