Через несколько кварталов я увидел за рекой сад Тюильри, и Д’Оберен резко взял влево. «Бульвар Сен-Жермен», – сказал он. Мы продолжали движение по односторонней улице, пока не проехали перекресток с бульваром Распай. Чуть дальше машина замедлилась у типового ряда серых зданий XIX века. Д’Оберен свернул направо в модернистскую арку, на мощеный внутренний двор, остановился перед двухэтажным коттеджем, облицованным голубыми дельфтскими изразцами.

– Voila!

Домик как будто вышел из сказки. Пристроился в дальнем левом углу двора.

– Ферма, построенная во времена правления Людовика XVI, – сказал Крис, когда мы выходили из его машины в стиле Бака Роджерса. – Целиком держится на шипах и пазах. Ни единого гвоздя. Плитку добавили позже, до Революции. В середине прошлого столетия город расширился и проглотил здание. Бабочка в янтаре.

Я спросил себя, не всем ли клиентам Д’Оберен гонит эту пургу про бабочку.

– Это особенное место, – продолжал он, забыв о поэзии в пользу старой доброй речи продавца. – Не для всех. Идеально для знатока, способного оценить подобную драгоценность.

Мне показалось, что он перестарался.

– Без консьержа? – спросил я, когда мы подошли к широкой входной двери с древними коваными жиковинами.

– Без. Ты будешь сам по себе. – Д’Оберен поднял руку над головой и нажал на резную розетку над правым косяком.

Она открылась, а за ней обнаружилась ниша, откуда он извлек старомодный железный ключ в три раза больше любого обычного. Таким ключом запирали средневековые темницы.

– Наш маленький секрет, – подмигнул он, закрывая розетку.

Д’Оберен показал мне жилье. Потолок на первом этаже был высоким, с вытесанными вручную деревянными балками. Неровные стены в белой штукатурке. Широкие половицы. В плохо обставленной главной комнате были огромный камин, длинный стол на козлах с шестью простенькими деревянными табуретами и продавленная велюровая софа. По маленькому холодильнику и газовой плите на кухне плакал «Музей допотопной кухонной утвари Бетти Крокер»[165]. Плюсы – все работало и имелся весь холостяцкий набор: ножи, вилки, тарелки и стаканы. Такая хаза по мне.

С кухни был выход в ванную комнату – такую крошечную, что она казалась самим воплощением слова «уборная». Почти все место занимала старинная лохань с ногами-лапами.

– Не так богато, как в «Вандоме», – добавил Д’Оберен, снова фальшиво подмигнув.

Больше смотреть было не на что. Спальня наверху со стенами-скатами напоминала чердак. На латунной кровати я заметил стопку сложенного постельного белья и одеяло с гусиным пухом.

Последним помещением был погреб – маленький сырой закуток с грунтовым полом.