* * *
Когда все было кончено, Эдриен лишь недоверчиво застыл на месте. Перед выстрелами голова начальника тюрьмы располагалась лишь на какой-то фут выше головы Гидеона, а один из охранников стоял прямо за спиной у Эдриена – так близко, что тот ощутил, как пуля расщепила воздух, пролетая возле самого уха. Теперь их больше не было – всех. В церкви воцарилась кладбищенская тишина, а девушка тихонько плакала. Первым побуждением Эдриена было проверить тела, а потом посмотреть на Лиз и мальчика. Но он ничего такого не сделал, предпочтя вместо этого пробираться между трупов, пока под ним не возникла девушка, маленькая и залитая слезами. Эдриен вытащил пистолет у нее из пальцев и положил на алтарь.
– Я убила их, – проговорила она.
– Знаю.
– Да что же это со мной такое?!
В голове не нашлось слов, помимо самых очевидных, так что Эдриен произнес их вслух.
– Ты спасла нам всем жизнь, – сказал он, а потом раскинул руки и обхватил ее за плечи, пока она не успела упасть.
* * *
После этого понадобилось некоторое время, чтобы понять, что делать. Лиз была без сознания, когда он снял с нее наручники, и едва она очнулась, начался спор.
– Чарли нужна немедленная помощь врачей, – настаивала Элизабет. – Гидеону тоже.
– Да я разве против?
– Я никуда не поеду, пока они не окажутся в безопасности!
Даже во время всей этой бойни она была готова неистово защищать их и полна уверенности в собственной правоте, чего бы это ни касалось. Ченнинг хотела отправиться вместе с ними, и Эдриену подумалось, что это просто отличная мысль. Но Лиз категорически отказывалась куда-либо ехать, пока в церкви не окажутся врачи со «скорой».
– Мне нельзя быть здесь, когда появятся копы, – пытался убеждать ее Эдриен. – Тебе тоже. Для нас обоих это означает тюрьму. Убийство. Пособничество убийству. Ордера на наш арест никуда не девались.
– У Бекетта задет позвоночник, – сказала Элизабет. – Нельзя его двигать.
– Да, я знаю. И у мальчика внутреннее кровотечение. Но мы с тобой можем ехать. Девушка тоже.
Элизабет повернулась к Ченнинг – такой маленькой, да еще и так скукожившейся, что выглядела от силы лет на десять.
– Никто не станет винить тебя за то, что ты сделала, зайка. Ты – жертва. Ты можешь остаться.
Та покачала головой.
– Нет.