Ее тела так и не нашли. Море под балконами было глубоким, а течение – сильным. Несколько постояльцев из расположенных ниже номеров подтвердили, что они якобы видели, как мимо их окон промелькнуло что-то похожее на человеческое тело – промелькнуло и упало в воду.

Я вернулся домой и попросил Боунза отправить меня куда-нибудь далеко. Все равно куда. Отговаривать он меня не стал. Зло не дремлет, и ему все равно, что творится у тебя на душе. Работы у нас было выше головы, и я наивно полагал, что сумею все забыть, если буду вкалывать без сна и отдыха по двадцать часов в сутки. Проблема, однако, заключалась в том, что, идя по следам Мари, я научился очень хорошо разыскивать тех, кто не хотел быть найденным, и тех, кого кто-то хотел спрятать как можно лучше. В итоге мне пришлось убеждать себя в том, что я сумею искупить свою вину перед Мари (а я действительно считал себя виноватым в том, что не ворвался в ее номер хотя бы на две минуты раньше) тем, что найду, спасу, вытащу из смертельной ловушки как можно больше людей…

Стая пеликанов пролетела низко над водой вдалеке от берега, и я машинально проводил птиц взглядом. Перевел дух. Облизал пересохшие губы.

– На протяжении многих лет мне снова и снова снился один и тот же кошмар. Я видел, как врываюсь в дверь ее номера и вижу, что Мари стоит на балконных перилах в белом свадебном платье и с букетом в руке. Она улыбается мне, и я бросаюсь вперед, но мои руки раз за разом хватают пустоту. Я так ни разу ее и не удержал. Вместо этого я каждый раз просыпался в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем, а мои пальцы сводило судорогой – с такой силой я сжимал в руках воздух.

У Летты и Элли стали зябкие лица, словно они вдруг оказались на сильном сквозняке и очень замерзли.

– За последующие годы я нашел еще восемьдесят человек. Девушек. Женщин. Детей. Все они были жертвами. И в каждой из них я искал свою Мари, но тщетно – ее не было. В те дни я работал по девяносто – сто двадцать часов в неделю. Я почти потерял человеческий облик. Я вообще стал ни на что не похож. Я не чувствовал ни холода, ни голода, ни усталости. Я забыл, что такое любовь. Я забыл, что такое сон. Да, я был жив, но едва-едва. Я превратился в механизм, в машину. Все, что свойственно нормальному человеку, во мне выключилось, за исключением одного – Мари…

Случилось так, что еще несколько лет спустя я оказался в Уэст-Палме, в клубе «Брейкерз». Я шел по следу наследника огромного состояния, который увлекался несовершеннолетними девочками. Платил он не скупясь, и ему поставляли самый лучший товар. Как-то раз ему привезли трех девочек из Индокитая – восьми, девяти и десяти лет. Одна из них носила брекеты. У другой были две трогательные тоненькие косички. Мы взяли его с поличным. Разумеется, ему это очень не понравилось, и он предложил мне огромные деньги, чтобы я… чтобы я забыл, что когда-либо видел его. Я сломал ему руку и челюсть, вывихнул оба локтя, раздробил кисть тяжелой сдвижной дверью и напоследок пожелал приятных соседей по тюремной камере. Пока его везли в лифте на первый этаж отеля, где ждала «Скорая помощь», я вернулся в свой номер по соседству и неожиданно вспомнил, что как раз сегодня – седьмая годовщина моей свадьбы. Как бы годовщина как бы свадьбы… Еще я почувствовал, что очень устал. Моя душа устала, сжалась и засохла, как иногда засыхает мандарин, забытый в вазе после праздника. Подойдя к окну, я смотрел на океан, когда в дверь вдруг постучали. Я подумал, что это горничная пришла убрать номер, и открыл. На пороге стояла Мари. Стояла и смотрела на меня. Сначала я подумал, что это галлюцинация, бред утомленного мозга, но Мари коснулась меня, я почувствовал, как дрожат ее пальцы, и понял, что это не сон, не бред, не видение.