После того как надо мной в очередной раз как следует поизмывались, меня снова облачили в оранжевую робу. Я была уже готова к тому, что снова стану широко известной заключенной, причем не в приятном смысле: сокамерницы наверняка станут издеваться надо мной гораздо сильнее, ведь они наверняка уже знают гораздо больше о смерти Ричарда Кодури, чем я.
Надсмотрщик уверенно нацепил на меня наручники. Мы шли по коридору и достигли той точки, на которой я — мне это было уже известно — должна была повернуть направо.
Вместо этого он толкнул меня влево.
— Куда мы идем? — спросила я.
— В одиночку, — холодно ответил он.
Одиночное заключение. Также известное как карцер. Мне уже доводилось слышать, что подобным образом заключенных наказывают за плохое поведение. Подразумевались под этим двадцать три часа одиночества в сутки, к тому же вы не могли посещать библиотеку и пользоваться теми немногочисленными свободами, которые давала тюрьма. А ведь именно эти маленькие свободы хоть как-то скрашивали тюремную жизнь.
— В одиночку? За что? Ничего такого я не делала, — заговорила я, пытаясь справиться с растущей во мне паникой.
Этот паренек хмыкнул.
— Я не в курсе.
— Стой, погоди, — взмолилась я. — Меня же только обвинили. Они же ничего не смогли доказать. Я не делала этого!
Но меня уже толкали в спину по этому странному коридору.
— Не сомневаюсь, — сказал он. — Знаешь, все, что мне известно, — начальник приказал отправить тебя в карцер, там ты будешь в полной безопасности и под защитой.
— Под защитой? От кого?
Тот снова рассмеялся.
— Защищать будут не тебя. Защищать будут
От слов «камера смертников» у меня ушла земля из-под ног. Кровь, казалось, совершенно отлила от головы, а ноги перестали слушаться. Я почувствовала, что падаю на пол. Потом, как в тумане, услышала, что этот достойный представитель исправительного учреждения зовет на помощь медиков.
Выходит, меня уже принимали не просто за наркоторговку. Я стала настоящим монстром, безжалостной убийцей, и мое вопиющее пренебрежение к закону привело меня на путь, ведущий к смертной казни.
Пятилетним сроком уже и приблизительно не пахло. Выходит, остаток своей жизни я проведу как корова, которую ведут на бойню.
Я могла потратить несколько лет, взывая к правосудию. А может, мне отведут гораздо меньше времени. Где-то я читала, что в Техасе происходит больше всего казней, но в Вирджинии этот процесс совершается значительно быстрее. Благодаря упрощенной подаче апелляции переход от обвинения к наказанию опережает здесь любую другую часть страны. Внезапно время для меня словно растянулось. Оно шло и быстро, и медленно.