По вечерам, когда мама должна была прийти с работы в ресторане, я глядел на часы. Перед ее приходом, я говорил себе: «Сейчас она придет, и все будет как обычно». После этого я лежал в своей кровати и ждал. Постепенно тело мое деревенело, руки и ноги наливались тяжестью… Приходила мама. Я слышал, как поворачивает она ключ в замке. Потом слышались ее шаги по коридору мимо моей кровати. Следом были еще другие шаги, тяжелые, иногда нетвердые…

Иногда при этом слышался шепот мамы:

— Только потише, пожалуйста… У меня сын здесь спит, за дверью. Потише, я тебя прошу…

Я лежал, не шевелясь, и только думал про себя: «Я играю. Какая это интересная игра. Там что-то происходит, пришла мама. С ней мужчина. Сейчас они разденутся и лягут в постель. И будут заниматься этим самым, стыдным… Но меня это не касается. Я этого вообще не знаю, потому что я — мумия. Я лежу и ничего не знаю, не вижу, не слышу. Я — египетская мумия…»

Мы тогда как раз проходили в школе про Древний Египет, так что мумии были очень кстати.

За стенкой слышались голоса, шаги. Иногда — звук откупориваемой бутылки шампанского.

Потом начинались другие звуки. Я лежал тихо, кругом была ночь, стенка была не слишком толстая.

Чем отчетливее были звуки, тем больше я замыкался в себя, тем больше и настойчивее уверял себя, что я — мумия. И не более того. Это была как бы защитная реакция на происходящее. Происходящее, которое я не мог вместить в себя…

Кровать в соседней комнате скрипела изо всех сил. Ее ножки иногда стучали об пол.

Мама стонала все громче с каждой минутой, пока не начинала выть и захлебываться…

Иногда и мужчина начинал громко сопеть или говорить что-нибудь. Но хуже, невыносимее всего было, когда маму словно «прорывало» и говорить, бормотать громко и сбивчиво, начинала она.

Наверное, иногда она так сильно распалялась под мужчиной, что просто переставала себя контролировать. Тогда она почти кричала:

— Бери меня… Сильнее, трахни меня посильнее, вот так… Да, только сильнее, умоляю тебя…

В конце она могла еще долго упрашивать мужчину поиметь ее еще хоть один раз. Она умоляла его, срывающимся хриплым от страсти голосом:

— Ну, еще разик, ну, пожалуйста, я прошу тебя… Дорогой, милый, любимый, мой господин… Ну, мой добрый, мой хороший, ну, трахни меня еще разочек, я умоляю тебя. Посмотри, как я хочу тебя, как я возбуждена под тобой… Потрогай вот здесь…

Мама задыхалась, просила, унижалась до тех пор, пока этот боров не соглашался выполнить ее просьбу. Тогда вновь за стенкой начинались стоны и всхлипы мамы, скрипела кровать, и мама бормотала, вскрикивая: