— А Сесил?

— Одна из химер, которые преследовали меня всю жизнь. Прощен, хотя никакой его вины нет. Да будет ему земля пухом. Мне очень хотелось бы, чтобы он был жив. Но все мы — всего лишь шашки в бессмысленной и лишенной правил игре вероятностей.

Кардель вздохнул и тоже подставил солнцу ту половину лица, которая меньше пострадала от ожогов.

— Не стану притворяться — ни шиша не понял из того, что вы тут нарассуждали. Нет… кое-что все-таки понял. Понял, что если хоть один из нас может задумываться о такой ерунде, значит, не все потеряно. Шучу… но, похоже, вы отбросили все ваши сомнения. Что будем делать?

— Эрик Тре Русур, Линнея, его несчастный кузен Шильд, юные гернгутеры Альбрехт и Вильгельм… спасти их мы не могли. Но поведать миру, что с ними случилось, — обязаны. Тихо Сетон должен предстать перед судом, а его история поведана всем, у кого есть уши.

— Но эвмениды… братство, как они сами себя называют, они же сделают все, чтобы его выгородить. Хотя… черти в аду им братья.

— Совершенно верно. И это наша вторая задача, не решив которую мы не сможем приступить к решению первой. Уничтожить эвменидов. Вот тут-то и причина моих сомнений. Единственное оружие, которым мы располагаем… скажем так: его прицельность подобна катящемуся с горы камню. Мы можем ударить сразу по всем с одинаковой силой, не разбирая, кто из них более виновен, кто менее. Нам не удастся выйти из этой истории, не запачкав руки, потому что мы собираемся обвинить их вовсе не в том, за что они должны понести наказание. Пути правосудия, как и Господни, неисповедимы. Вы поддержите меня, Жан Мишель?

Кардель почесал блошиный укус за ухом и выплюнул табак с такой силой, что мирно болтающаяся на воде утка всполошилась, замахала крыльями и отплыла на несколько локтей.

— Чтоб их всех черти слопали в аду. А как они туда попадут, мне-то что за дело…

— Тогда надо найти девушку. Все дело в девушке. Список должна передать в руки нашего так называемого правосудия именно она. Достоверность прежде всего.

Кардель некоторое время наблюдал за вяло переругивающимися чайками.

— Дело, значит, в девушке… что ж… я ее нашел.

25

25

Лестница освещена мерцающим светом из окон Биржи. Йиллис Туссе расстегнул воротник, а потом и пуговицы на жилете и рубахе. Подставил грудь гуляющему по площади ветру. Подумаешь, холод — для какого-нибудь нищего, кому негде согреться, может, и холод, а для него — желанная прохлада. В зале продолжаются танцы; музыкальные фразы кое-как умудряются втискиваться в промежутки в дружном, сравнительно ритмичном топоте. Мелодия знакомая; он даже попытался ее высвистать, но сразу бросил — никак не удавалось попасть в тональность. Он уже прилично пьян, но место в желудке пока еще есть. Вот и доказательство — допил прихваченный с собой кубок до последней капли. Площадь пуста, в морозном небе, в прогалах между тяжелыми тучами сияют далекие звезды.