– Объясните подробнее, чтобы я понял.

– Я сочла, что Саймон оказался в уязвимом положении, когда на него напал Рантанен, поэтому я сделала то, что было нужно.

– Она утверждает, что это необходимая самооборона, – добавляет Ангела.

Хелльберг зло смотрит на нее:

– Адвокат может присутствовать во время допроса, но он должен хранить молчание и позволить вести допрос. Вы знаете это «малозначительное правило»?

Он фальшиво улыбается, и Ангела отвечает ему еще более театральной улыбкой.

Эбба поворачивается:

– Как Дуглас? Кто-нибудь из вас знает?

– Он со своими родителями и общается с психологом, – говорит Хелльберг, не сводя глаз с Ангелы. – Так что вам не нужно о нем беспокоиться.

Именно это-то мне и нужно делать, хочет сказать Эбба. Но что бы это дало? Такой козел, как Хелльберг, просто отмахнется от ее слов, как от чуши собачьей. Спросит, есть ли у нее какие-нибудь доказательства против Джорджио. Нет, у нее нет доказательств, только испуганные глаза Дугласа, когда он говорил, что существуют видео и фотографии с ним, и об этом он вряд ли станет рассказывать, когда отец будет сидеть рядом с ним.

Наконец Хелльберг выходит из поединка взглядов с Ангелой и просит Эббу подробно рассказать об инциденте с Рантаненом.

Она рассказывает все с самого начала, подчеркивая, что не видела другого выхода, кроме как вмешаться.

– Прокурор это отклонит, – шепчет Ангела Эббе на ухо, когда та прекращает говорить.

Хелльберг отрывается от блокнота:

– Я это слышал.

– Так и задумывалось.

Эбба прижимает пальцы к готовым лопнуть вискам:

– Можно мне стакан воды?

– Мы скоро закончим, – отвечает Хелльберг. – Я хочу поговорить об инциденте с Кристером Тилльманом, с которым вы встретились и заявили, что он – отец ребенка Ясмины Моретти. Он решил не давать заявлению ход, но в целом это неэтично… Я оставляю это на усмотрение дисциплинарного комитета Коллегии адвокатов.

– Правильно, – говорит Ангела. – Еще что-нибудь?