— Сбавь скорость, — попросила Одетта. — Мы поищем, где остановиться. Я больше не могу.

Вдоль дороги здесь росли буки и вязы.

— Останови не доезжая перекрестка, — сказала Одетта.

Две лошади смотрели из-за изгороди, как они подъезжают. Они пугливо попятились, остановились чуть поодаль, и одна из них положила голову на шею другой. Небо было волшебно голубым. В траве виднелись шляпки грибов, Дутр сорвал один, увидел, что мякоть у него розоватая, влажная, нежная, словно приоткрытые губы. Владимир отодвинул шлагбаум, поставил фургоны и взялся за брезентовое ведро. Неподалеку под деревянным мостком бежал ручеек.

— Накрывай на стол, — крикнула Одетта, — а я пойду помою ноги.

Дутр достал из кармана ключ и подкинул на ладони. Никогда еще так остро и так явственно не томила его чувственность, дробясь на тысячу смутных и все-таки телесных ощущений. Никогда еще он не чувствовал такой настоятельной потребности в телесной близости Греты. Он обошел прицеп и сунул ключ в скважину… Одетта и Владимир спустились под мост. Они вернутся минут через десять. Десять минут, чтобы насладиться Гретой. Он вздохнул и открыл дверь.

— Грета!

Дутр вошел. В фургоне с занавешенными окнами было темно, но Дутр знал в нем все закоулки. Изменившимся голосом — который, собственно, был уже не голосом Дутра, а голосом воспаленной крови, глубинных недр — он позвал:

— Грета!

И тут же увидел ее.

— Нет!.. Нет!.. Нет!..

Он протянул руки и ощутил леденящий холод мертвого тела. Дутра начала бить дрожь.

Одетта, сложив руки ковшиком, плескала себе в лицо речной водой.

— Ох, с каким наслаждением мы сейчас искупаемся, — кричала она, — Тебе не хочется влезть в водичку голышом, а, Влади? Мне так очень хочется.

Одетта сбросила босоножки, закатала брюки и влезла в ручей, где мельтешили мелкие рыбешки. Владимир набрал воды в ведра и стал подниматься по откосу.

— Одно оставь мне! — крикнула Одетта.

В глубине души она ничего не имела против бродячей жизни, стоянок где придется, нежданных встреч с водой, травой, сеном, влажной землей. Она не отказалась бы быть старой цыганкой с индийским профилем, которая покуривает глиняную трубочку возле костра. Но у нее — Пьер. Она выбралась на берег, взяла ведро и вместе с его тяжестью взяла на себя привычный груз каждодневного беспокойства. Одетта ускорила шаг. Пьер, конечно же, не вытащил еще складного столика. Даже багажника, наверное, не открыл!

— Пьер!

Он не ответил. Одетта поставила ведро и кинулась к прицепу.

— Выходи сейчас же! — закричала она. — Хватит с меня этого безобразия!