— Хорошо. А теперь послушай меня…

Она взвесила еще раз все «за» и «против», а когда обернулась, увидела, что Владимир неотрывно смотрит на нее своими бледно-голубыми глазами.

— Ты сделаешь скользящую петлю, и мы подвесим ее, понимаешь? Никто не должен сомневаться, что она покончила с собой. А иначе…

Губы Владимира искривила брезгливая гримаса.

— Мне тоже не нравится, — сказала Одетта, — но другого выхода нет.

Владимир вдруг опустился на колени. Левый глаз у него дергался, он бормотал:

— Владимир, он преданный… но такое… война кончилась… Хватит! Хватит!

Одетта стиснула руки.

— Ладно… Спускайся!.. Иди займись Пьером. Ему не надо сюда входить.

Одетта закрыла дверь, приоткрыла окно. Потом, закусив губу и нахмурившись, влезла на табурет, который стоял возле Греты, привязала к крюку веревку и, отмерив необходимую длину, ловко сделала скользящую петлю. Сил у нее было довольно. А Грета оказалась легче перышка. Одетта взяла ее под мышки, взгромоздилась на табурет, просунула голову покойницы в петлю и осторожно отпустила ее. Грета закачалась в воздухе. Одетта опрокинула табурет. Она была вся мокрая от пота. Но мизансцена удалась. В глубине фургона послышалось тихое воркованье.

Одетта вздрогнула.

— Дуры! — прошипела она и вытерла липкие руки о кофту.

Веревка крутилась, Одетта видела то синее лицо, то хрупкий затылок с темным рубцом веревки. Ноги Греты в черных балетках казались еще живыми. Одетта попятилась и нащупала рукой дверную задвижку. Снаружи она, не узнавая, недоуменно смотрела на вьющееся шоссе, машины, цветущий луг, по которому неуверенно шел Пьер, поддерживаемый Владимиром. Но жизнь мощным толчком разогнала кровь по жилам Одетты. Она посмотрела на Пьера, хрупкого, почти уже невесомого от горя. «Я его спасу», — подумала Одетта и твердым шагом сошла с лестницы.

Дутр, без кровинки в лице, привалившись к Владимиру, ждал ее.

— Неужели решилась? — спросил он шепотом.

— Неужели ты предпочел бы следствие? — ответила вопросом на вопрос Одетта. — И куда бы оно нас привело?

— А так что?

— Так мы в безопасности… Поехали!

Теперь настала очередь Владимира изумиться.

— Мы едем?