Сэм ждала продолжения. Расти молчал.
— А потом? — спросила она.
— А потом — все. — Он похлопал ее по ладони. — Конец. Они закрывают шторы. Ты выходишь из комнаты. Садишься в машину. Едешь домой. Выпиваешь чего-нибудь. Чистишь зубы. Ложишься в постель и смотришь в потолок всю оставшуюся жизнь — так же, как тот осужденный смотрел на потолочные панели. — Он крепко сжал руку Сэм. — Об этом Захария Кулпеппер думает каждую секунду своей жизни и будет думать каждый день, пока они не вкатят его в эту комнату и не откроют эту штору.
Сэм отпрянула от него, как ошпаренная. Ей показалось, она действительно обожгла ладонь о его руку.
— Ленор рассказала тебе, что мы нашли письма.
— Вы, девочки, вечно забирались в мои папки. — Он сжал подлокотники своего кресла. Посмотрел вдаль. — Он получает свое наказание. Я знаю, ты хотела, чтобы он страдал. Он страдает. Не надо ничего узнавать об этом человеке. Тебе надо вернуться в Нью-Йорк и забыть о нем. Живи своей жизнью. Только так ты ему отомстишь.
Сэм покачала головой. Надо было это предвидеть. Ее разозлило, что она вечно позволяет Расти пробраться в ее слепую зону.
— Если не можешь сделать это ради себя, — сказал он, — сделай это ради своей сестры.
— Я пыталась помочь своей сестре. Но она этого не хочет.
Расти взял ее за руку.
— Послушай, милая. Я хочу, чтобы ты услышала меня, потому что это важно. — Он подождал, чтобы она посмотрела на него. — Если ты сейчас разбередишь Шарлотте душу насчет Захарии Кулпеппера, она никогда не сможет выбраться из той тьмы, в которой сейчас оказалась.
— Что ты, по мнению Захарии Кулпеппера, ему должен?
Расти отпустил ее руку. Отклонился в кресле.
— Перефразируя Черчилля, это загадка, помещенная в утку.
— Ты имеешь в виду газетную утку.
— Или водоплавающую птицу. Или судно для испражнений.
— Расти, он шлет тебе эти письма, одно и то же письмо с одной и той же фразой, во вторую пятницу каждого месяца.
— Правда?
— Ты знаешь, что это правда, — сказала Сэм. — Это тот же самый день, когда ты мне звонишь.
— Приятно узнать, что ты ждешь моих звонков.